Какие интриги затеяла эта подданная Морати? Присутствовала ли она здесь от имени матери короля, чтобы сдержать гнев Малекита, или у нее имелась какая-то личная цель, что не лежала в ведении покровительницы? Да и сам Король-Колдун — был ли он посвящен в ее планы, выступал ли соучастником? Или он держал Друсалу близ себя, чтобы та следила за потенциальной угрозой? Что вообще представлял собой ее статус на Черном Совете — она выступала как временная замена Морати или просто-напросто как козел отпущения?
Наблюдая за колдуньей краем глаза, Малус увидел, как плеч Друсалы коснулась легкая дрожь. То был только проблеск волнения: любой, лишенный его чутья одиночки-охотника за демоном в Пустошах, безусловно, упустил бы подобный.
Малус почувствовал, как в нем растет негодование. Он знал причину беспокойства Друсалы. Дерзким взором он окинул зал и громко бросил в толпу лордов ужаса:
— Значит, долго приходится нам ждать явления нашего святейшего величества? — Он ощущал присутствие Короля-Колдуна, знал: Малекит поблизости. Ему также было ясно и то, что все уже решено. Бравируя перед Советом, он ничем не рисковал. — Интересно, сколько еще времени пройдет, прежде чем он удостоит нас своим присутствием?
Сущность Короля-Колдуна, казалось, вливалась в зал. Трон внезапно наполнился ею, и пара огненных глаз вспыхнула из прорезей его железного шлема.
— Недолго, мой добрый друг Малус. — Закованный в металл тиран встал, мгновенно обретя весь свой внушительный рост. Он спустился с трона, и прикосновение его сапога заставило ковер тлеть. — Недолго, — повторил деспот, исследуя глазами сидевших перед ним лордов ужаса.
Король-Колдун продержал Черный Совет в ожидании большую часть дня. То была его привычная тактика, используемая, чтобы напомнить собравшимся об их статусе. О том, кто из них был хозяином, а кто — вассалом. В более спокойные времена опоздание короля выступало необходимым злом, и высокородные волей-неволей мирились с таким неудобством, но теперь, когда города падали под натиском варваров и демонического зверья, эксцентричность Малекита была почти что невыносима. С каждым ударом сердца лорды ужаса задавались вопросом, как далеко продвинулись захватчики, какая часть их владений отошла врагу, сколько их подданных пало в бою. Претенциозные жесты превосходства, выказываемые королем, в сложившихся обстоятельствах делались непотребными в их глазах.
Гнев Малуса поутих, едва он ощутил на себе взгляд Короля-Колдуна. От злого блеска в глазах деспота хотелось куда-то спрятаться. Он все еще не верил до конца, что Малекит проявил к нему снисхождение, и не сомневался, что за решением стояло нечто большее, чем издевка над леди Кхирой и прочими заговорщиками. Вероятно, не переживай королевство такой кризис, как ныне, Малус принял бы на веру слова Малекита. Последние недели, впрочем, явно доказывали, насколько туманным стало правление тирана.
Многие из лордов ужаса смогли избежать наказания за акты своеволия и ослушания, что были бы встречены самыми жестокими репрессиями считаные месяцы назад. Мощь армий Хаг Граэфа разрослась до такой степени, что сумела бы посоперничать с мощью сил Наггарота, если не явно превысить ту. Подобная разбалансировка указывала Малусу на то, что Король-Колдун не мог сейчас контролировать автономию своих подданных. Наггарот должен был сражаться с врагом снаружи; у деспота не хватало ресурсов на борьбу с врагом внутри.
И пусть Малекит озвучил совсем другую причину для помилования Малуса, правда заключалась в ином: он был нужен Королю-Колдуну, чтобы держать в целости великое воинство Хаг Граэфа. Малекит не мог позволить себе терять время, пока высокородные Темной Скалы будут сражаться за титул и власть драхау.
Отвернувшись от Малуса, деспот вновь оглядел Совет.
— Владыка Вайрат Сор не присоединится к нам сегодня, — сообщил Малекит. Его голос эхом разнесся по зале, холодный, как металл его лат. — Он не сразу откликнулся на мой зов и прибыл лишь сегодня утром. Я напомнил ему о его обязательствах перед Железным обручем. Гарпии отнесут то, что от него осталось, обратно в твердыню к закату. Больно даже думать, что гарнизон Награра может счесть, что их хозяин пал жертвой иной судьбы.
В подтверждение своих слов он швырнул на ковер золотую цепь. Сквозь залившую ее кровь все еще проступала гравировка — отчетливый герб Сора.