Даже когда дело касалось собственной матери. Малус соблюдал осторожность.
ГЛАВА 8
Зловоние смерти хлестнуло по ноздрям Малуса в тот момент, когда он отдернул занавес, закрывавший проход в шатер матери. Смрад придавал месту еще более мрачный вид — словно бы магический камуфляж был недостаточно жутким! Даже когда Корбус вел его, Малус не мог видеть шатер — пока не оказался всего в нескольких футах от него. Тот не был незрим — магия работала тоньше: взгляд словно отказывался фокусироваться на пологах постройки, отклоняясь, соскальзывая куда-то еще. Когда Малус приблизился к нему на расстояние десятка ярдов, его окутало неприятное тянущее чувство, прогонявшее от места прочь. Ощутил это и Злюка, отказавшись идти дальше, — пришлось спешиться и оставить зверя, пройдя вместе с Корбусом последний отрезок пути на своих двоих.
И теперь он стоял в святилище матери. Малус смотрел, как Корбус подошел к жаровне с угольями и запалил ее одним движением ладони. Драхау покачал головой. Будь то мелкое заклинание или какой-то порошок, брошенный тайком из рукава, — зрелище его все равно не впечатлило.
Малус взглянул на драгоценные гобелены, украшавшие стены шатра, на вышитые золотой и серебряной нитью тайные символы на них. Сушеные головы и руки, сушеные же травы и пучки корней и сорняков — все это свисало с шестов, придававших огромному шатру его форму. На полу была расстелена циновка с пантеоном-мандалой, и в самом ее центре тлел жутким багровым светом символ Кхаина. Малус чувствовал, как ледяные пальцы магии хватают его, слепо ощупывая плоть. Дисгармоничная мелодия, манящая и вместе с тем ужасающая, нота за нотой вонзалась в его чуткий слух. Ц’Аркан где-то в глубине его души заволновался, отвечая на те вибрации, что в полной мере доступны лишь эфирным сущностям.
— Леди Эльдира здесь, за завесой, — объявил Корбус, указывая ему на темный холст, сотканный из волос павших колдуний Хаг Граэфа, срезанных до того, как тепло до конца улетучилось из их тел.
Наггориты называли подобные перегородки «завесами душ», полагая, что духи тех, чьи волосы послужили для них материалом, были порабощены и вынуждены отгонять враждебную магию, направленную против тех, кто укрывался за занавесом.
— Оставь нас, — приказал Малус Корбусу.
Корбус лишь мгновение помедлил, затем слуга матери поклонился и вышел из шатра. Малус выждал, пока колдун удалился, потом отдернул волосяной полог и шагнул во мрак за ним. Смрад смерти усилился, сомкнулся вокруг него, втягивая Малуса в свои трупные объятия.
Драхау твердо сжал рукоять Варп-меча.
Странный синий свет медленно прорастал сквозь темноту, освещая пространство, казавшееся невероятно огромным для того, чтобы умещаться в пределах шатра матери. Занавеси и гобелены на стенах были знакомы Малусу, напоминали о святилище Эльдиры в Башне Наследника, оставшейся в Хаг Граэфе. Каким-то образом драхау чувствовал, что если протянет руку и отодвинет завесы в сторону, то найдет за ними не тканые стены шатра, а кладку твердокаменных стен своего заброшенного дворца. И немыслимость этого заставила его сердце сжаться в груди.
На полу, скрестив ноги, сидела леди Эльдира — в черных шелках колдуньи, с волосами, прихваченными филигранно отделанными когтями василиска. Глаза ее сияли странным светом, созвучным колдовской синеве кругом. Под ней измельченной костью был начертан круг, а за его пределами — еще один, выложенный внутренностями гарпии. Меж двух зловещих окружностей красовались астрологические символы всех китараев.
Глаза Эльдиры были закрыты, лицо — бледно. Прижав одну руку к сердцу, другой она что-то слепо нащупывала перед собой, точно исследуя незримый барьер. Не глядя на сына, она произнесла:
— Я прошу тебя, Малус, пересмотреть свой вопрос ко мне. Эфир в смятении. Старая магия одичала и теперь даже командам Эльдиры повинуется нехотя.
Драхау шагнул к матери, стараясь ступать подальше от таинственных кругов, которые она начертила.
— Я должен знать, — твердо ответил он ей. — Ты единственная, кому я могу доверить устремить взор в будущее и сказать, что же меня там ждет. Слава или смерть — я должен знать!
Колдунья глубоко вздохнула. Впервые Малус заметил морщины, омрачавшие красоту его матери, увидел намеки на серебро в ее черных локонах. До этого момента он не думал о той цене, что она платит за пророчества. Однако пути назад быть не могло. Если он даст слабину сейчас, то потеряет все. Он станет лишь пешкой Малекита, сметенной с игральной доски ради благополучия дальних армий Короля-Колдуна. Его имя будут упоминать не иначе как шутку — ведь он превратится всего лишь в еще одного неудачливого лорда ужаса, павшего в войне Наггарота против азуров.