Нырнув в омут небытия, Эльдира принесла сыну победу. Она связала грезу о завоеваниях с тем, что армия Малуса двинулась вперед. Узрев невозможный образ Малуса, ведущего войну на берегах княжества Крейс, она приковала его к настоящему.
Эльдира надеялась, что этого хватит. Она молила Гекарту о том, чтобы этого хватило. Малус вел ее род вперед. Без него она ничего не смогла бы более взрастить.
Достаточно ли она приложила усилий? Достаточно ли приложила усилий, чтобы изменить то ужасное будущее, которое явилось ей — и которое она не осмелилась озвучить даже шепотом? Если говоришь о будущем, значит, придаешь ему форму — вот в чем состояла истинная опасность пророчеств. Сколько прорицаний воплотилось в жизнь за долгий путь истории? Нельзя было рисковать даже жестом, даже неосторожно брошенным словом, если то вдруг могло привести Малуса к явившейся ей ужасной судьбе.
Эльдира поднялась на ноги, понимая, что больше не одинока в своем святилище. Это убежище существовало вне конкретного места, не привязанное ни к ее шатру на берегах Ултуана, ни к ее покоям в Хаг Граэфе. Сюда мог проскользнуть какой-нибудь демон, но то присутствие, что она распознавала, было присутствием смертного — или, по крайней мере, кого-то к смертности достаточно близкого, — облаченного в плоть, имевшего в груди бьющееся сердце, а в черепе — мыслящий мозг.
— Кто здесь? — громко спросила Эльдира, хватаясь за обереги на поясе.
Ответом ей был мягкий смех.
— Неужели твои чары настолько слабы, что ты не знаешь? — раздался из темноты чей-то голос-насмешник.
Но сардонические ноты из него пропали, едва святилище озарилось холодным синим светом. Ужасные магические круги, изувеченная жертва, раздавленное сердце и кровавая заводь — все стало явным, обретя жесточайшие подробности. Очевидным сделалось и присутствие здесь стройной эльфийки, облаченной в платье цвета киновари и пурпура с высоким золотым воротником вокруг изящной шеи.
— Друсала! — прошипела Эльдира. — Ты слишком многое себе позволяешь. Что на сей раз повелела тебе Морати? Решила с твоей помощью утолить мелкую зависть?
Друсала медленно прошлась по святилищу, ступая подальше от лужи выжатой крови из сердца жертвы.
— Я явилась от своего имени, — сказала она Эльдире.
— Тогда ты глупа, — ответила та. — Твоя госпожа не смеет нападать на меня, почему же ты думаешь, что преуспеешь там, где не смогла она?
— Может, раньше не было хорошего шанса, — произнесла Друсала. — Или, может, тебя считали недостойной усилий. — Она взглянула в глаза Эльдире и улыбнулась. — Но не теперь.
Одно мгновение рука Друсалы была пуста — а в следующее она уже сжимала длинный посох из железа и слоновой кости, инкрустированный вырванными зубами поверженных эльфов. Посох венчал оскалившийся хрустальный череп, и из его пасти вырвался ледяной ветер, поток холодной энергии, обрушивший свою стихийную ярость на Эльдиру.
Колдунья Хаг Граэфа приняла на себя весь удар этого арктического порыва. Вокруг нее образовался иней, пляшущий аркан льдистой метели затягивался все туже, и там, где она находилась, вскоре остался только снежный столб, отлитый в грубые эльфоподобные очертания.
Друсала не торопилась приближаться к плененной стихией противнице. Она начала осторожно помахивать свободной рукой, раскачивая ее вперед-назад, и на кончиках ее пальцев появлялись маленькие сгустки жидкого пламени. Когда сгустки выросли, она резко выбросила руку вперед и послала их через все святилище. Они ударили в ледяной столб и пронзили его, разметав в слякоть и облачка пара. Друсалу охватил ужас: подо льдом не оказалось трупа.
— Твоя наглость должна быть наказана, — прогремел по святилищу голос Эльдиры.
Друсала обернулась, пытаясь вычислить местоположение соперницы, но твердь под ее ногами в быстротечный миг превратилась в вязкое и липкое болото, вобравшее в себя ее ступни и потянувшееся выше, стремясь засосать без остатка.