Выбрать главу

«А сколько еще падет сегодня? — спросил Брагат сам себя. — И буду ли среди них я? Или какая-нибудь извращенная прихоть провидения снова меня убережет?»

Глядя на ряды солдат-рабов, воин внутри Брагата содрогнулся. Уподобился ли он своим товарищам по несчастью, этим оборванцам в жалких доспехах, потрескавшихся и помятых, грубо залатанных лоскутами кожи и обрывками ткани? Стали ли его конечности такими же тонкими, как у эльфов, шедших подле него? Обрело ли его лицо ту же худобу голодающего, тот же болезненно-желтый цвет?

Брагат повернул голову и поднял глаза. Впереди, на дальней стороне перевала, маячили Орлиные Врата. Крепость высотой в сотни футов, построенная из огромных гранитных глыб, полностью перекрыла проход. Ярус за ярусом зубчатых стен. Сердцем этой постройки была гигантская статуя орла с распростертыми крыльями. Одно из них сливалось с горной грядой, обрамлявшей перевал. Когти птицы вонзились в самый нижний ярус зубчатых стен. Между лапами орла красовались огромные бронзовые двери, порталы футов пятьдесят в высоту и примерно столько же — в ширину. Тело орла выдавалось из крепостной стены, каждое перо на нем было вырезано с полным правдоподобием. Зоркие глаза Брагата видели небольшие прорехи меж перьев, отмечавшие окна, за которыми таились лучники азуров. Распахнутый клюв орла представлял собою не менее очевидную угрозу — внутри были установлены два огромных стреломета.

Легион Черной Стражи Малекита не мог взять эту крепость, но Темный Клинок приказал Кунору погнать наггоритов в атаку. Брагату не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что прочие солдаты Малуса держатся в сотнях ярдов позади. Они следовали за наггоритами, но оставались в арьергарде. Цель, которую Темный Клинок избрал для рабов, угадывалась безо всякой тактической проницательности. Наггоритов отдавали на откуп первой атаке азуров, чтобы проверить ее мощь.

С каждым шагом пот заливал глаза Брагата все сильнее. Не страх смерти заставлял его сердце безумно колотиться, а спину — дрожать. Он смирился со смертью, как и все остальные наггориты. То был ужас ожидания, осознание того, что конец скор, но когда он обрушится на тебя — неизвестно.

Над рядами наггоритов высоко в небо поднимался штандарт. Брагат смятенно взглянул на каркас из дерева и железа, насаженный на вершину шеста. К нему было прибито изуродованное тело друкая. Корбус, последний сожитель леди Эльдиры. Малус был особенно жесток с предателем. Руки колдуна отрубили, губы зашили проволокой. Металлический каркас удерживал его голову, лишая Корбуса возможности отвернуть ее в сторону. Веки предателя были приколоты так, чтобы он не мог закрыть глаза. На коже эльфа красовалась вязь страшнейших проклятий, а поверх сердца Малус вырезал самый непристойный символ из всех — символ Слаанеш. Даже по меркам лорда ужаса сознательное обращение к князю Хаоса с просьбой забрать душу врага было чем-то непотребным.

Марш рабов-солдат продолжался, надсмотрщики выкрикивали хриплые «А ну!..», стегали безжалостные кнуты. И вот в бой вступил новый звук — свист стрел, летевших со стен. Штандарт содрогался в вышине — живую эмблему ненависти Темного Клинка пронзали со всех сторон, по шесту текла кровь. Вскоре Корбус оказался утыкан стрелами, точно подушечка для иголок, и лучники обратили свой гнев против воинов Наггора. Выпущенные из мощных луков стрелы высоко выгибались над перевалом, прежде чем устремиться к рабам друкаев. Жалкие, давно пришедшие в негодность доспехи наггоритов едва ли могли хоть кого-то из них уберечь от снарядов с широкими наконечниками.

Десятками они валились наземь, мертвые либо искалеченные.

Брагат Блит вскинул щит, и секундой позже из него уже торчала стрела азура, чье острие пробило клееную древесину насквозь. Он хмуро воззрился на дыру, где насмешливо поблескивала опасная сталь. Быть может, именно эта стрела сулила ему смерть воина, за которую он пережил годы страданий, будучи пленником Хаг Граэфа?

Ненависть заставила его ударить копьем по щиту и переломить древко стрелы. На бесчувственный небосвод и крепостные стены с укрывшимися в безопасности за зубцами азурами Блит излил свою ярость долгим, протяжным воплем.