Он отошел от матери.
Люциус был гладко выбрит. Драко помнил, что после войны отец стал забывать бриться; от него не пахло алкоголем, и он ждал.
— Папа, — проговорил Драко, — я вернулся.
Он обнял отца.
* * *
Волны набегали одна за другой. Было раннее утро, и пляж наполнял влажный туман, который обещал рассеяться к полудню. В Австралии в декабре жарко. На пляже в этот час никого. Поэтому Гермиона очень удивилась, когда в двух метрах от нее материализовалась фигура в черной мантии. В одной руке человек держал остроконечную шляпу, в другой саквояж.
— Гермиона Грейнджер?
— Это я.
— Посылка от министерства.
Человек вынул из саквояжа коробку с сургучной печатью министерства и вручил Гермионе.
— Распишитесь тут.
Он достал свиток, который раскрылся сам. Гермиона увидела в конце длинного списка свое имя. Человек протянул ей перо, и она расписалась. Едва она поставила подпись, и свиток, и перо, и сам курьер исчезли. Она стояла на пляже в Австралии, а в ее руке была таинственная посылка. Гермиона осмотрела ее и увидела сбоку монограмму «ДМ».
Она не видела Драко почти год, но знала от друзей, что он работает зельеваром. Сердце заколотилось тревожно. В этой посылке должно находиться оно. И если это именно то, о чем она думает… Если она не выдумывает… Если…
Гермиона сломала печать, открыла коробку и увидела в ней пузырек с зельем.
Она побежала в дом, где жили ее родители. Они знали ее как свою соседку. Но теперь…
После стольких неудач она уже не ждала, что у нее что-то выйдет. Но зелье сработало, и у Гермионы был тяжелый и одновременно волнительный день. Ей столько надо было рассказать им. Столько надо было вернуть. В тот момент, когда мама посмотрела на нее, а затем без слов обняла, Гермиона разревелась. Она была так счастлива. Эмоции все еще переполняли ее и она решила, что обязательно поговорит с Малфоем, когда вернется в Англию. Прошлой зимой она сбежала в Австралию так стремительно, что никогда не поговорила с ним.
Была уже ночь. Родители спали. А Гермиона не могла уснуть. Она ворочалась в своей постели, думала о Драко. Ей надо было успокоиться. Она переоделась в платье и аппарировала на берег океана. Это было место, где Гермиона всегда чувствовала душевный подъем. Здесь как-то особенно ложились краски, и даже ранним утром, когда небо было затянуто тучами, здесь всегда просвечивал клочок голубого неба.
Она даже забыла надеть резиновые шлепки и не захватила толстовку. Песок был холодным, и поднимался ветер. Но Гермиона не хотела уходить. Ей надо было успокоиться, перевести дух. Она еще в Аргентине привыкла к неспешному течению времени, мягкому спокойному движению жизни. Она стояла на берегу, слушая, как шумят волны, грохочут и распластываются у берега; ощущая пальцами ног пену, когда волна подходила слишком близко.
Забрезжил рассвет. Гермиона чувствовала, что может всё. Чувствовала себя так, как когда они с Гарри и Роном бросались в приключения и у них всё получалось. Чувствовала себя снова, как девочка. И эти волны, и выходящее солнце, и ее любовь к Драко, которая в эту ночь распространялась на весь мир. И казалось, что все обязательно будет хорошо.
Она еще чувствовала на руках прикосновение к бумаге с инициалами «ДМ», которые выводил своей рукой он. Она еще помнила его пальцы, как бы ни пыталась забыть. Она хотела поблагодарить его за то, что он сделал для нее. И, может быть, снова хотела увидеть его глаза и смотреть, как идет первый снег.
Гермиона закрыла веки, растворяясь в шуршании волн и представляя их встречу, когда услышала хлопок аппарации. Может быть, это Невилл? Или это Гарри узнал, что ей пришло зелье? Она открыла глаза и обернулась.
В полутьме ей показалось, что она ошиблась. Это не мог быть он. Он не мог идти к ней в своей темной мантии, которую развевал внезапно усилившийся ветер.
Он приближался, идя по влажному песку в своих остроносых черных туфлях. А она стояла босиком в летнем платье и ежилась от утренней прохлады и ветра.
— Спасибо, — сказала она, когда Драко подошел.
— Оно сработало?
— Да, — Гермиона подавила в себе желание обнять его.
Она могла обнять Гарри, и это бы ничего не значило. Но обнять Драко Малфоя — означает самой развалиться на части. Она была счастлива, видит Бог, весь этот год, живя тут, она была счастлива! Но когда Драко стоит так близко…
— Я рад, — он улыбнулся.
— Спасибо, — повторила Гермиона, сдерживая слезы.
Драко снял мантию в то время, как она обхватила себя руками, чтобы согреться. Он накинул на нее мантию и при этом стоял так близко, что это казалось сном.