– Да, и он хорошо настроен.
Мама отвернулась, чтобы «не смущать молодых», и мне отчаянно захотелось выскочить из кухни. А кстати, почему бы и нет? Нужно только сделать сытое лицо и объявить:
– Позавтракаю в обед, – и отступить к двери, стараясь не слушать, что там говорится за твоей спиной. Хотя ничего особенного там, конечно, не говорится. Паранойя…
– Нет, теперь тимьян, – донесся до меня голос Веслава, а потом сразу же восклицание матушки:
– Какой запах! Да вы просто алхимик!
Надеюсь, после этого определения у него не дрогнет рука, и супчик не похоронит половину района в обломках.
Ну что ж, если все вели себя настолько нетипично, должно же быть хоть одно исключение. Оно нашлось почти сразу: Виолу не радовали кулинарные ухищрения моей родительницы и Веслава. Она сидела у окна с крайне замкнутым видом, который в целом был для нее привычен. Хотя обычно к замкнутости еще добавлялась агрессивность.
Мои шаги триаморфиня, конечно, услышала.
– Как думаешь, если бы с ним что-то случилось – я бы почувствовала?
Я открыла рот для ответа и вместо этого разразилась вопросом:
– О ком речь?
Виола отвернулась от окна и посмотрела на меня так, будто я сморозила огромную глупость.
– О Тео, конечно.
– А, – сказала я, пытаясь изобразить понимание, от которого на самом деле была далека. – С ним – случилось?!
Виола кивнула. Она бессознательно потирала шрам на щеке – эта привычка появлялась у нее, когда она особенно сильно волновалась. Что-то вроде чистки крыльев у Эдмуса и отстраненности, которая в такие минуты была коронкой Веслава.
– Тебе нужно выспаться, – вынесла я четкий вердикт.
Виола с безучастным видом пожала плечами.
– Не могу. Как только засыпаю – вижу его мертвым.
А вот это уже серьезно. В прошлый раз у нас от кошмаров страдал Йехар, но то было в некотором смысле понятно – всё же свою Даму убил, не кого-нибудь. Но чтобы Виола вот так запаниковала на пустом месте…
– Это же Тео, – сказала я, садясь рядом. – Что с ним теперь-то может случиться?
Взгляд Виолы показал, что в первой части фразы я как раз и озвучила ответ на свой вопрос.
– Что угодно. Ты же его знаешь – он совершенно беспомощное существо. Беззащитный, как… как…
Я начала сомневаться, что мы говорим об одном и том же человеке.
– Это не твой ли беззащитный в одиночку размазал по стенке Шестого Сиама, с которым не справились бы полторы таких Дружины, как у нас?
Меня остановил взгляд Виолы. Казалось, еще немного – и она мне за что-то врежет, только вот хотелось бы знать, за что?
– Ты что, так и не поняла, да? До вас до всех не дошла суть его дара? Почему мой папаша приставил к источнику моего мира меня – думаете, как наставницу, да? Чему я могу научить Джипса?! Из арбалета стрелять? Я просто его телохранитель, потому что он не может использовать свой дар для себя. Чтобы защитить других – может, а чтобы спасти самого себя – никогда. Его можно пытать, можно убить – и он не сможет даже защищаться. Поэтому я и нужна… была.
В последнем слове прозвучала ощутимая злость по поводу нашей миссии. Виола в сердцах приложила кулаком батарею. Нежное изделие современной промышленности печально гукнуло в ответ и осталось жить дальше с вмятиной.
– Я не думала, что он такой и есть, – наконец выдохнула Виола.
В моем воображении встал образ чуть рассеянного, но в целом довольно милого архивариуса пустого мира – тонкие очки и стеснительная улыбка. Вроде, всё просто как апельсин, если не считать того, что я хоть немного, но знала историю этого человека. «Просто» не подходило к нему по всем меркам.
– Сильнее, чем о нем думаешь?
– Такой, каким кажется, – она нервно усмехнулась. – Эта его гиперзабота… «Ох, у тебя ссадина, где-то здесь была аптечка!» Ссадина у меня была на кулаке, – она мимоходом потерла свое оружие. – Пришлось доказывать кой-кому свою правоту. А он мне минут десять рассказывал, что нужно быть осторожнее …
Она прикрыла рот рукой, чтобы кашлем скрыть очередной смешок. Я улыбнулась за компанию. Если из всего разнообразия слов отобрать те, что Виоле не подходят больше всего – одним из первых в ряд станет «осторожность».
– И еще он слишком легко относится к своей жизни, – добавила Виола, теперь уже снова мрачно. – Уверена, если кто-то попросит отдать ее – он отдаст. При этом не задумается. Здесь с ним хуже, чем с Йехаром: он вообще не способен на предательство или ложь.
Это было сказано не в упрек Йехару, но подтекст просматривался достаточно ясно. Мы давно махнули рукой на то, что рыцарь сначала умолчал о сущности своей любезной, а потом, точно так же – о сущности своего учителя (рыцарю, похоже, на роду написано быть окруженным всякими монстрами). Рукой махнули, но забыть окончательно это было трудновато.