— Не помню такого. Кто-то из статистов?
— Да вы что, господин хороший!
Швейцар многозначительно поднял лохматые седые брови и округлил мутные глаза.
— Восходящая звезда! В новом спектакле у него главная роль. Вчера премьера была, а он пропал! Первый звонок, второй, третий — а Ковшина нет! Публика уже в зале, господин Кастеллано кричит, премьера срывается!
Швейцар так убедительно изобразил гнев и отчаяние неизвестного господина Кастеллано, что я усмехнулся:
— Вам бы на сцене играть.
— А я и играю, — довольно кивнул швейцар. — Господин Кастеллано мне важную роль поручил. Слов нет, зато все время на виду у публики.
— И кого же играете?
— Швейцара.
— Ясно, — рассмеялся я. — Но я ничего не слышал о сорванной премьере. Как же господин Кастеллано выкрутился?
— Дублер спас положение. Господин Удашев. Хороший артист, из старых. Не чета нынешним. Ох, как он короля Лира играл! Сам император аплодировал.
Швейцар закатил глаза и с чувством произнес:
— Дуй ветер! Дуй, пока не лопнут щеки! Лей дождь, как из ведра и затопи верхушки флюгеров и колоколен!
— Браво! — улыбнулся я. — У вас талант.
— Вот! — благодарно кивнул швейцар. — И господин Кастеллано так сказал.
— А как вы думаете, что случилось со Спиридоном Ковшиным? Почему он не пришел на премьеру?
— А кто вам сказал, что он не пришел? — удивился швейцар. — Пришел, еще полудня не было. Спиря всегда рано приходит. Репетирует у себя в гримерке, готовится. Важная роль, надо понимать!
— Так куда же он делся?
— А то вы не знаете⁈
Швейцар хитро улыбнулся.
— На улице за театром есть трактир. Работает с утра и до утра. Не закрывается, значит. Наши артисты всегда туда бегают, горло промочить. Выскочат через заднюю дверь, и бегом, пока господин Кастеллано не увидел. Вот и Спиридон туда побежал. Переволновался, видно, перед премьерой. Ну, и решил принять для храбрости. А оно, знаете, как? Где одна рюмка, там и вторая. А потом и графин. А как понял, что лыка не вяжет, так и решил не возвращаться, чтобы господин Кастеллано его не прибил. Теперь дома отлеживается, прячется.
Швейцар говорил уверенно, со знанием дела.
— Вы видели, как Ковшин выходил из театра? — уточнил я.
— А зачем мне видеть? — изумился швейцар. — Я и так знаю. В трактир он пошел. А куда еще?
— И то верно, — улыбнулся я. — Последний вопрос — как мне найти господина Кастеллано?
— У него квартира прямо в театре, — охотно объяснил швейцар. — Как войдете в фойе, поверните налево. Пройдете коридором, там широкая дверь. За ней еще коридор, а потом лестница. Подниметесь на два этажа, там опять коридор…
— А мог бы кто-нибудь меня проводить? — терпеливо спросил я.
— Правильно, — уважительно кивнул швейцар, впечатленный моей находчивостью. — Сейчас я вызову билетера, он покажет.
Швейцар закатил глаза и наморщил лоб, посылая зов билетеру. На его лице появилась страдальческая гримаса — даже такая простая магия давалась ему с огромным трудом.
— Фух! — облегченно выдохнул он. — Билетер ждет вас в фойе, господин хороший.
— Спасибо за разговор, — улыбнулся я. — Вы очень помогли следствию.
С этими словами я протянул швейцару серебряный рубль.
— Благодарю, ваша милость! — умилился швейцар, бережно принимая монету. — Прошу!
Проворно спрятав рубль в карман роскошного мундира, он потянул на себя тяжелую створку двери.
Билетер в белых перчатках проводил меня к дверям квартиры господина Кастеллано. Шли мы долго. Так что, разглядывая роскошную потрескавшуюся лепнину и громадные театральные механизмы, я не терял времени и успел разговорить билетера. И узнал, что господин Кастеллано руководит Старым Театром уже десять лет. Сам набирает и выгоняет артистов, сам придумывает декорации и ставит спектакли.
— Значит, господин Кастеллано — режиссер? — уточнил я. — А директор у театра есть?
— Целый совет директоров, — понизив голос, ответил билетер. — Но они в театральные дела не вмешиваются. Только на премьеры приезжают.
За стеной слева что-то загудело. Потрескавшийся паркет под моими ногами задрожал, с потолка посыпалась меловая пыль.
— Что это? — удивился я.
— Декорации опускают, — невозмутимо ответил билетер.
Я из любопытства взглянул в пыльное полукруглое окно, которое выходило на площадь перед театром. И увидел, как далеко внизу поворачивает за угол швейцар в роскошном красном мундире. Судя по направлению, он стремился в тот самый трактир на улице Лунных Фонарей.