Выбрать главу

Настоящий ученый не перестает удивляться достижениям природы; невежда же торопится удивить мир собственными достижениями. Каждый торопливо кует свою Нобелевскую премию. Все спешат… А ведь известно, что дальше всех уйдет тот, кто не спешит. Что делается впопыхах, не живет в веках. Что делается наспех, вызывает смех.

Шмунь слишком торопился всех удивить. Не случайно лишь на 20-м году исследований выяснилось, что флуктуации присущи не только ферментам, но и обычным химическим реакциям; например, наблюдался разброс скоростей при окислении красителем аскорбиновой кислоты.

Я повторил опыт Шмуня с красителем и аскорбатом. В итоге выявилось несколько причин разброса: неоднородность распределения красителя и аскорбата в воде при их смешивании; температурные флуктуации в малом объеме из-за нагрева приборной лампой; конвекция тепла; дискретность из-за «порога чувствительности» прибора. Более того, в своих опытах с суспензией митохондрий я нашел те же причины разброса уровня АТФ и постарался устранить их. Флуктуации исчезли.

Я собрался идти к Шмуню разбираться, но его опять не оказалось на месте. Он всё время где-то заседал и выступал. Вообще в науке есть эдакая категория «почетных научных артистов», ежедневно курсирующих с конференции на юбилей, с юбилея на семинар, с семинара на презентацию, с презентации на лекцию, забросивши реальную работу. На этих мероприятиях они неустанно вещают о своих «открытиях» – метят территорию, как дворовые коты, ревностно шипя на конкурентов или наоборот лестью превращая конкурентов в соратников. Как правило, они шустро кучкуются и образуют мафиозные структуры, удерживающие в своих руках всю научную и административную деятельность институтов. Именно про таких говорят: «Толпа ученых затоптала истину и двинулась дальше…».

Наконец мне удалось застать Шмуня на конференции, посвященной юбилею академгородка. От каждого Института речь держал директор, рассказывая о достижениях. От нашего Института почему-то докладывал Шмунь. Львиную долю времени он потратил на живописание своих «флуктуаций». Его речь звучала так, что именно этот «феномен» и есть главное достижение Института. Меня это покоробило. Когда после доклада начали задавать вопросы, я заявил: «Уважаемый Семен Яковлевич, мягко говоря, переоценивает роль своего „феномена“. И вообще это не феномен, а артефакт». Обрисовал ситуацию и озвучил результаты своих проверочных опытов. Аудитория забурлила. Председательствующий, ссылаясь на нехватку времени, приостановил дискуссию и объявил следующий доклад.

Планетарнологический фактор икс

Впоследствии Шмунь выдвинул новую сногсшибательную идею: существует планетарный космический «фактор икс», синхронизирующий любые процессы: биологические, химические и даже радиоактивный распад! Если ученый постоянно выдвигает сумасшедшие гипотезы или ставит бесконечные однообразные опыты (как это много лет делал Шмунь руками своих лаборанток), значит, ему не хватает времени на осуществление мыслительного процесса. В наше суетное время некоторые ученые продвигаются вперед столь стремительно, что думать им уже некогда.

Я многократно выступал на семинарах с опровержениями, но Шмунь был непотопляем, как всё то, что плавает на поверхности… Размышляющие ныряют в неизведанные глубины; поверхностные барахтаются в лужах. Шмунь со своими «планетарнологическими флуктуациями» барахтался бодро и шумно. Однажды после очередной баталии со Шмунем ко мне подошел один из его сотрудников и шепнул: «Викентий! Пойдемте, я Вам сейчас кое-что покажу». Он привел меня в кабинет Шмуня, открыл ключом сейф и достал оттуда кипу оттисков статей некоего Мураямы на японском языке и их переводы на английский. Я взглянул на заголовки и ахнул. Все статьи были посвящены флуктуациям и «фактору икс», их вызывающему, причем, опубликованы они были в японских журналах давным-давно. Шмунь хранил их в сейфе и никогда никому не показывал. Его сотрудник обнаружил их случайно, когда искал спирт и наткнулся в столе на ключ от сейфа. Он вручил мне оттиски, сопроводив это такими словами: «Даю только на сегодня, пока шефа нет. И, пожалуйста, Викентий, никому ни звука обо мне!».

В первых статьях Мураяма описал флуктуации в биологических и химических системах. Сначала искал «фактор икс» внутри самих систем, а потом вовне, вплоть до космоса. Однако в конце концов пришел к тривиальному выводу, что «фактором икс» являлся нагрев растворов солнечным светом, когда пробирки стояли на окне.

Как-то раз Шмунь организовал конференцию, посвященную «флуктуациям». В первый день он сделал блестящий доклад, столь увлекательный, что у публики дух захватило. Он показал такую массу данных, что у неискушенного слушателя непроизвольно возникла уверенность, что вот, вот оно эпохальное научное открытие! Когда после доклада Шмуня я принародно спросил про Мураяму, Семен Яковлевич на мгновение лишился дара речи, но, быстро оправившись, заявил: «Мураяма – великий ученый, предвосхитивший мое открытие». В тот же день он сделал доклад «памяти Мураямы», в котором поведал биографию «великого японского ученого», положившего свою жизнь на поиски космического «фактора икс». С тех пор Шмунь стал в своих статьях ссылаться на Мураяму.

Публика на той конференции собралась экзотическая: все энтузиасты, все в оппозиции к официальной науке, почти все с периферии. Доклады были про «фактор икс», влияние звезд, телепатию, телекинез, лозоходство и т. п. При массе амбиций уровень образования у большинства участников был очень низким, а стремление к познанию океана знаний – минимальным. Как говорится, если кружкой зачерпнуть из океана, для нее это будет достаточно.

К примеру, один старичок пафосно поведал с трибуны публике, что музыка вызывает рост растений. Из зала к докладчику посыпались деловые вопросы: какая лучше – попсовая или классическая, лирическая или патриотическая? И т. д. и т. п. и п.б. (сокращение «п.б.» означает «прочая бредятина»). Я не удержался и невинно спросил: «Какова была мощность музыкальной аппаратуры?». Докладчик удивился: «А зачем Вам это нужно знать?». Я ехидно заметил: «Это не мне нужно знать, а Вам. Аппаратура мощностью свыше 100 ватт заметно нагревает за день воздух в закрытом помещении. А Вы ведь работали в небольшой теплице…». Тут на меня зашикали из зала. И председательствующий Шмунь объявил перерыв.

После перерыва некая экзальтированная особа из Томска долго и с жаром рассказывала слушателям о том, что солнечная активность влияет через «фактор икс» на протекание химических реакций. Когда же я спросил ее, с какой точностью термостатировались пробирки, она искренне удивилась: «А какое это имеет значение?». Я пояснил, что скорость химической реакции, как известно из уравнения Аррениуса, зависит от температуры, и поэтому температурные флуктуации неизбежно служат источником разброса скоростей. Она наивно воскликнула: «Ой, Вы меня извините! Я по образованию не химик, а зоолог: не знаю, что такое уравнение Аррениуса». Это был, что называется, полный приезд. Шмунь на правах председателя тут же закрыл дискуссию. А спустя год эта энтузиастка по его протекции защитила в нашем ученом совете кандидатскую. Кстати, вероятно именно эта особа послужила прообразом героини фильма «Солнечный ветер». Это увлекательнейший телесериал. Но основан на лженаучной интриге о влиянии «икс-фактора» Солнца на химические реакции. Почему лженаучной? Потому что игнорируются известные научные знания: об активации реакций светом, теплом, радиацией.

Однажды после очередной стычки со Шмунем ко мне подошли два инженера, Получертов и Иванчук, проводившие для него измерения флуктуаций радиоактивности. Они заявили, что ручаются за достоверность своих измерений. Я напросился посмотреть. Придя к Получертову, убедился, что он правильно проводит измерения в режиме совпадений (это когда свечение, вызываемое одной пролетающей радиационной частицей, детектируется двумя фотоумножителями одновременно). Однако я обратил внимание на то, что фотоумножители не были термостатированы. Получертов отреагировал спокойно: «Вот кондиционер; поддерживает в комнате постоянство температуры». Я заметил: «Но ведь он держит среднюю заданную температуру, периодически то достигая ее, то уходя на 0,1 градуса. А включенные в комнате приборы имеют мощность около киловатта; от них происходит конвекция нагретого воздуха…». Получертов тут же сообразил, о чем речь. Он взял два ватника и накрыл ими фотоумножители. Флуктуации исчезли. А в это время Иванчук на другом приборе нашел еще три причины «планетарнологических флуктуаций радиоактивности»: сетевые наводки, дрейф аппаратуры и некорректность статистической обработки данных. Когда Иванчук и Получертов сообщили обо всем Шмуню, тот заявил: «А я уверен, что измерения были вами проведены правильно!». И продолжил свои публичные выступления, как ни в чем ни бывало.