Он тоже был из ссыльных. Характером был крут и внешностью неординарен: высокий, крепкий, круглолицый, высоколобый, черноволосый, толстогубый, густобровый, кареглазый, с крупными припухлыми веками; сильно смахивал лицом на известный портрет Радищева. Человек он был не простой, читал Карамзина и Кропоткина, играл на аккордеоне, гитаре и мандолине. Думаю, что он был из дворян. Да и откуда мог взяться в глухой уральской деревне интеллигент с некрестьянским отчеством Евгеньевич?
Красный партизан
Бабушка рассказывала мне, постреленку, как тяжело народ жил до революции. Работали с рассвета до заката, это не присказка, это быль. Никаких выходных. Деревня стояла на берегу огромного озера. Крестьяне артельно ловили сетями рыбу, причем, и женщины тоже. Потом у них всё скупалось за бесценок. Голодать не голодали, но и не жировали. Рядом в Златоусте, Алапаевске и других фабричных городах и поселках рабочим жилось гораздо тяжелее, впроголодь. А в это время капиталисты, помещики и чиновники вели праздную сытую жизнь: долгие дачные чаепития на террасах с душещипательными беседами о русском народе, шумные вечерние застолья в просторных гостиных с радостными восторгами по поводу и без повода, бесконечные танцульки и маскарады в шикарных залах, торжественные собрания и заседания в помпезных апартаментах, ежегодные поездки на отдых в Ниццу-заграницу… Кстати, тебе читатель, это ничего из нынешней жизни не напоминает?… И всю эту зажравшуюся свору царской дворни, спекулянтов, грабителей и лживых слуг отечества народ безропотно вез на своей шее.
В Первую мировую Ивана Евгеньевича забрали на флот. Иван, как многие, сразу увидел, что война народу не нужна. А кому нужна? Да тем господам, что сидят (за спинами солдат и матросов) в штабах и дворцах. Война – кровавый гордиев узел экономических неудач и политических провокаций. Война это кровь и грязь, зверство и страх…
Иван понял, что надо сделать так: кто объявил войну, тот пусть за нее и воюет! В 1915-м начались массовые братания русских и немецких солдат. Что может быть более великого, чем братание врагов? Вот ярчайший пример того, как должны поступать люди, если они не варвары. Не бойтесь врагов, но бойтесь вражды. Твой штык побеждает врага лишь до следующей битвы; твоя улыбка покоряет его навсегда. Интернационал – величайшая общечеловеческая идея всемирного братства. Ручейки, соединяясь один с другим, превращаются в полноводную реку; народы, объединяясь друг с другом, становятся цивилизованным человечеством.
А вот противоположный пример. За одну ночь в апреле 1915 года турки-мусульмане вырезали 1 миллион армян-христан, причем, своих же мирных сограждан. По улицам Отоманской империи кровь лилась рекой, это не преувеличение, это факт. Такое нельзя назвать зверством. Звери на подобное не способны. Такое творят только люди, причем, с одобрения своих религиозных пастырей. Любой священник, благословляющий солдат на войну, есть иуда, оборотень, переодетый черт – кто угодно, но только не посланник Бога.
В октябре 1917-го Иван оказался в Питере, на крейсере «Аврора», среди тех матросов, кто пальнул по Зимнему. Гнилая империя взорвалась; пришло долгожданное народное насилие. Революции совершаются не столько потому, что народ бедствует, сколько потому что лицезреет пред собой нагло жирующих богатеев.
Когда народ сбросил зажравшихся нахлебников, они завопили о несправедливости, о насилии, о красном терроре. Справедливость – резиновое прокрустово ложе. На флаге «справедливости» виднеется череп с костями. Белые устроили кровавый террор. Против собственного народа. За возвращение своей прежней преступной развратной жизни.
С дюжиной товарищей-матросов Иван воевал на бронепоезде «Смерть Каледину!», а потом партизанил в тылу Колчака. Дважды бежал из плена.
Один раз было так. Сводный брат из соседней деревни выдал его колчаковцам. Ивана и его друга Горского пытали. Рвали рот и ногти. Мучили просто так, для утехи. А потом, ближе к ночи, повезли в санях к лесу на расстрел. Колчаковцы по дороге пили водку и складывали пустые бутылки в сани. Ночь была звездная, морозная. Когда приехали, белые развязали друзей и приказали раздеться. Иван и Горский скинули на снег одежду и сапоги. На теле остались только тельняшка и кальсоны. Колчаковцы приказали положить всё снятое в сани. Иван и Горский положили одежду в сани и схватили оттуда бутылки. С криком «ложись! гранаты!» швырнули бутылки в пьяных колчаковцев. Те с испугу попадали в снег, а друзья рванули в лес что было силы. Вслед раздались выстрелы, но ни одна пуля их не задела. Друзья босиком прибежали в другую деревню, к Наталье Ивановне. В этой деревне колчаковцев в тот момент не было. Какой бы выдуманной ни казалась эта история, в ней всё правда.
Когда народ победил, то турнул нахлебников и их прихлебателей из страны, а они стали в эмиграции лить слезы: «Ах, Россия! Ах, любимый русский народ!». Лицемеры. Поделом вам. Конечно, каждого по отдельности жаль: ведь люди. Но всех скопом – нисколько не жаль: ведь класс паразитов.
Бабушка часто рассказывала мне об Иване Евгеньевиче, о революции, показывала побелевшие фотографии. На этих фотографиях меня поражали лица: серьезные, мужественные, прекрасные, устремленные в будущее.
Конечно, не всегда нужно доверять внешности. Приведу пример: фильм «Чапаев» – легенда, придуманная для будущего. Это – почти единственное хорошее, что досталось нам от гражданской войны. В детстве я смотрел фильм много раз, на одном дыхании, переживал, восхищался мужественным обликом легендарного комбрига. А нынче понимаю, что на самом-то деле он – придурок с саблей. Ведет себя как хам. Кичится своей славой. Пренебрежительно относится к интеллигенции, причем, ясно осознавая, что сам недоучка. Похваляется, что смог бы командовать всеми вооруженными силами Республики, хотя не имеет военного образования. Беспочвенно обвиняет комиссара в желании примазаться. В припадке ярости рвет на себе рубаху и бросает табуретку об пол (как говорится, разъяренный слон в шахматы не играет). Громко поет песню, не обращая внимания на спящего ординарца, а потом грубо кричит ему «да спи ты, черт!». Безжалостно расстреливает струсивших солдат, без суда и следствия. Учит подчиненных «правильной» тактике боя, а сам эту тактику грубо нарушает. Короче говоря, ведет себя как бандит-анархист (анархисты – головорезы, отрицающие власть, потому что она им не досталась). Не знаю, каков был реальный Чапаев (книга Фурманова не документ), но его художественный образ при логическом анализе производит тягостное впечатление и теперь уже не вызывает симпатии. И всё же. И всё же… Когда смотрю кадры чапаевской конной атаки, то чувствую в крови адреналин. Когда слушаю призыв Чапаева к солдатам, то начинаю понимать, что такое «железные батальоны пролетариата»; именно такие слова сделали революцию, ибо от них мурашки по спине, счастье в сердце, шаг чеканный, жизнь копейка.
Чапаев, Петька и Анка отважны и обаятельны. Обаяние и смелость – два великих качества неординарных натур. Смелый покоряет любые горы (боязливый покоряется малой кочке). К смелому победа приходит сама. Сплав обаяния и отваги – таково основное свойство большинства героев шедевров мировой литературы и кино, начиная от д’Артаньяна и кончая Остапом Бендером. Для них доброта и порядочность – качества излишние. Эти качества, к сожалению, не обязательны и в жизни. (Кстати, среди так называемых «порядочных людей» встречаются зачастую порядочные мерзавцы).
Впрочем, я отвлекся. Иван Евгеньевич много белых порубал и пострелял. Он был яростный борец за советскую власть. По духу – типичный революционер. Революционер – человек, борющийся против людей за свободу идей.
После гражданской войны Иван Евгеньевич служил в ОГПУ. Ненавидел «контру», вследствие чего у него были постоянные стычки с Натальей Ивановной, пытающейся защитить всех и вся. «Да ить разве ж можно так с людьми-то: в ссылку и тюрьму, однако!?», – возмущенно говорила она мужу. Он морщился и, кривя порванный рот, зло отвечал: «А они как с нами?! Давить их, гадов, надо всех до последнего. Их бы не на лесоповал, а сразу к стенке!». Наталья Ивановна пророчески предрекала: «Вот сейчас вы, коммуняки, у них всё отбираете, сажаете и убиваете, а опосля их дети будут то же самое-то делать с вашими, однако». Сбылось, однако…