– Не зря ли мы отправили Самоцвета в лагерь? Справимся втроем? –спросила я. – Как ты думаешь, не создаст ли опасность для лагеря тот случай у озера?
– Справимся! Лучше спасти невинную душу, чем оставить лагерь в мнимой безопасности. Селяне конечно могут попытаться напасть на нашу Последнюю слободу, но даже если и смогут обнаружить, такому противнику охрану и укрепления лагеря не сломить.
– А если охотникам доложат?
– …струсят. Это их упущение. Побоятся признаться, что проявили слабость и малодушие, тем самым упустив врагов Темного Пастыря. Сколь бы они не топили людей, а зажаренным на решетке не хочется быть даже им.
– А почему ты не отправила Храбра? А то вот он возмущается, тут, сидит.
– … – хотел что-то вымолвить Храбр, но Флорентина его перебила: Да кто учить будет учеников-то наших. Самоцвет тренер, я не понимаю зачем он с нами поперся-то.
– ??? – взгляд Храбра многое выражал.
– Ну ладно, хватит издеваться. Храбр достойный боец, и еще не раз поддержит нас в бою, – смилостивилась Флорентина, и бородатое лицо сурового воина-дикаря распласталась в довольной улыбке.
– Я понимаю твой вопрос, наверное, хочешь знать, почему на самом деле мы не отправили домой тебя?
Я закивала головой, не успев даже вымолвить задуманное мной «Именно».
– Я видела знак. Я не поняла, что это, но мне явственно было сказано: «Не останавливай ее».
В вагоне было светло и тепло. За окном проносилась тьма, лишь иногда промелькивали фонари небольших населенных пунктов, растворяющиеся в черноте ночи.
– Ты можешь прилечь – предложила Флора и пересела на сидение напротив, рядом с Храбром, освободив место.
Я хотела возразить, но все-таки прилегла, и вскоре блеклые сны проносились один за другим, ничего не давая запомнить.
Поезд тряхнуло, и череда полусонных видений прервалась: перед моим взором из тумана всплыла огромная, рогатая, клыкастая рожа, окруженная гривой. Чудовище, похожее на страшных клоунов из далеких детских кошмаров, гипнотически смотрело на меня маленькими злыми глазами.
– Тебе не скрыться от Люцифунда Тильзиффера! – прорычал демон и исчез.
Посмотрела в окно и увидела несметные стада козлорогов, бегущих за поездом, мчащихся вдоль вагона, преследующих нас. Я закричала.
Открыв глаза, увидела напряженные взоры Флорентина и Храбра.
– Они нас преследуют! – В ужасе выговорила я.
Флорентина сосредоточенно смотрела в сторону окна, и, казалось, напряженно к чему-то готовилась.
– Нам надо быстро уйти отсюда! – сказала она.
Мы пошли коридорами, из вагона в вагон. В одной из секций дремали двое сидящих мужчин. Как мы ни старались идти тихо, спящие пробудились и двинулись за нами. Что-то странное происходило с их обликом.
– Бежим! Быстрее! – крикнула Флорентина, – слуги Тильзиффера вселяются в людей.
* * *
Не повезло – мало того, что общий вагон, так еще и набит битком: в междурядьях теснились пассажиры, кому не хватило сидячих мест. Мы стали пробираться сквозь толпу к следующему выходу. Мы с Флорентиной шли вперед, Храбр прикрывал сзади.
Не тут-то было! Старая бабулька вредной наружности с авоськами не разбирая накинулась на нас.
– Хамки!
Но ругаться с ней было некогда, за нами мчались разъяренные козлы, и уже не приходилось думать о приличиях.
– Сама дура! – бесцеремонно промолвила Флорентина, – А ну, сдвиньсь с дороги!
Бабка разразилась гнусной ругательной тирадой, которую стыдно было бы пересказать даже в приближении, вовсе не думая освободить проход. Спорить было некогда. Фло оттолкнула бабульку, чем освободила путь, но та бросилась авоськой, которую волшебница, словно почуяв, успела поймать с пол-оборота.
– Спасибо! – усмехнулась она. Старуха пыталась ругнуться вслед, осознав, что лишилась по собственной дурости одного из ценных пожитков.
– Посмотри, лучше, что у тебя за спиной! – кликнула ей Фло.
К нашему удивлению, и к своему счастью, бабка обернулась, и, наконец, увидела стадо козлорогих, мчащихся прямо на нее. А мы воспользовались тем, что козлороги замедлились, застряв в толпе, пробились к выходу. Храбр захлопнул дверь, и вот, наша маленькая команда – на открытой межвагонной площадке. Ветер обдувал волосы, снежинки, заносимые потоками воздуха, и, тая в тепле дыхания, порхали перед лицом. Но было не холодно. Бегство заставило работать все мышцы тела, а сердце – бешено колотиться.