— Я… — наконец пробормотала я, — мне нужно подумать.
— Конечно, мисс Риверс. Вы вправе думать, сколько угодно. Я подожду и приму любой ответ.
Я кивнула и поспешно встала. Ноги одеревенели, и я боялась, что не успею ступить и шага, как поскользнусь и упаду, а то и вовсе свалюсь в постыдный обморок.
— Вы наняли экипаж? Я провожу вас, — сказал мистер Шерли и тоже встал с готовностью довести меня до двери, но я отчаянно закачала головой.
— Я в порядке, — заверила я его дрожащим голосом. — Я сама найду дорогу.
Мне требовалось побыть одной и привести все мысли в порядок. Мне требовалось хорошенько подумать, прежде чем подписывать контракт с дьяволом.
— Я позову Эмму в таком случае, — обеспокоенно настоял мистер Шерли и уже потянулся к сонетке, но и тут я поспешила заверить его, что справлюсь сама.
— Вы слишком добры, мистер Шерли, — натянуто улыбнулась я, — но нет поводов беспокоиться. Вы застали меня врасплох вашим предложением, вот и всё. Я в полном порядке и сама о себе позабочусь.
Ему это не понравилось. Решительно не понравилось. Он нахмурился и долго глядел на меня, его бесцветные глаза затуманились. Наконец он отрывисто и сдержанно кивнул и позволил мне выйти из комнаты. Я старалась идти медленно и осторожно, выверяя каждый свой шаг, но, полагаю, походка моя была слишком шаткой. Очутившись на улице, я набрала полную грудь воздуха и поспешила выйти за ворота дома, где меня ждал экипаж. Прежде чем сесть в него, я остановилась возле дверцы и еще раз посмотрела на дом. В окне второго этажа я заметила лицо Эммы: она смотрела на меня таким острым, пронизывающим взглядом, что мне стало не по себе. Сглотнув, я поспешила сесть в экипаж и велела груму вести меня домой. Укрытая от посторонних взоров, я наконец могла дать волю слезам.
Глава XXVIII
Осень накрыла мир багряной пеленой, когда я отчаялась настолько, что была близка к тому, чтобы принять предложение мистера Шерли. Ходя из угла в угол, словно загнанный в клетку зверь, я спрашивала себя, как правильнее поступить. Уязвленная гордость наравне с совестью твердили мне сохранить верность своим истинным чувствам и принципам, а практичность, приобретенная мною со смертью матушки, советовала совсем иное. То и дело я садилась за письменный стол и начинала лихорадочно царапать пером бумагу, начиная письмо мистеру Шерли на разные лады. Кусая от досады на саму себя губы, я никак не могла определиться с ответом. Рациональная часть меня понимала, что замужество — довольно выгодное в моем положении, — да еще на тех условиях, что обрисовал мистер Шерли, обеспечит мне стабильное будущее. Сердцу же казалось, что я совершу этим шагом предательство по отношению к самой себе и тому, кого на самом деле люблю, пусть нас и разделяет океан. Но чем больше времени проходило, тем больше я убеждалась в том, что слушать собственное сердце — крайне непрактично и неразумно. Изо дня в день я сталкивалась со всё новыми невзгодами и трудностями, нести которые на своих плечах становилось невыносимо. Папенька перестал выходить из кабинета и постоянно молчал, даже когда я с ним разговаривала. Тетушка тоже ослабла, ее постоянно била нервная дрожь и пропал аппетит. Денег хватало только впритык, а людская молва относительно мистера Дрейка хотя и смолкла, но не утихла до конца. Я жила в аду и понятия не имела, как самостоятельно из него выкарабкаться.
В октябре я сменила траур на свои прежние платья, хотя те и напоминали мне о прежних беззаботных деньках, когда я еще была счастлива и смела надеяться на что-то. Открыв в тот день шкаф, я почувствовала, как много времени в действительности прошло с момента краха моего мира, а боль не утихала ни на мгновение. Я провела рукой по ряду юбок, вспоминая, как надела голубое муслиновое платье в церковь, когда впервые встретила там мистера Дрейка. А вот то украшенное у подола бледно-розовое платье, в котором я была на приеме в Хайгарден Парке. И мое алое платье, в котором я упала с лошади в собственный день рождения. А это что? Белоснежное кисейное платье, украшенное хоннитонским кружевом. Свадебное платье, с которым я ничего не могла поделать: ни отдать его, ни изорвать на куски. Уж лучше вернуться к трауру, чем снова надеть хоть что-то, что напомнит мне о мистере Дрейке. Но полгода со смерти матери уже давно прошло, и мне следовало облачиться хотя бы в полутраур.