— Нет, — ответил я. — Не понравилось.
— А можешь ли ты положить руку на сердце и сказать, что она тебе безразлична?
— Нет.
Как и прежде, щелчка подо мной не последовало. И пускай меня раздражала необходимость обсуждать эту тему в присутствии остальных, но я отвечал честно. Не потому что хотел, а потому что понимал: любой заданный мне вопрос — это выбор между правдой и смертью. В отличие от Гундахара, Диедарнис не даст мне попыток. Ни одной. В этом я был уверен точно. Как и в том, что наблюдающий за нами Файр будет убивать меня при первой возможности. Профессор ненавидел меня. Настолько, что казалось, будто его эмоции вот-вот обретут материальную форму. Превратятся в испепеляющие языки пламени, которые даже пепла от меня не оставят.
— Считаешь ли ты, что Ада действительно тебя не любит и никогда не любила? Можешь ли ты быть уверен в этом на все сто процентов?
— Нет.
— Нет, — кивнул титан. — Но при этом ты с маниакальным упорством убеждал себя в том, что она машина. Бездушное создание, которое тебя нагло использовало. А ведь Окрус говорил, что, несмотря на спектакль, она начала испытывать к тебе настоящие чувства. Но по какой-то причине ты его не послушал.
— Окрус много чего говорил.
— И не только, — подтвердил Диедарнис. — Еще он передал тебе оружие. Некий артефакт, чья сила способна с легкостью уничтожить каждого из присутствующих. Так почему бы ей не воспользоваться? Прямо сейчас обнулить Белара и всех его сателлитов, а затем устроить скоростной забег до чертогов? Черт! Да ради такого я даже готов разблокировать тебе инвентарь! — хозяин «подземелья» опасно приблизился. — Ну так как? Устроим кровавое месиво?
— Нет.
— Почему?
— Потому что это ловушка.
— Это не ловушка, — мегалодон продолжал буравить меня пронзительным взглядом. — Просто ты не знаешь, чего тебе это будет стоить. Но так уж и быть, я подскажу, — титан отошел назад и загадочно улыбнулся. — Тронешь раз — познаешь тьму. Тронешь два — познаешь боль. Тронешь три — обретешь космическое могущество, но при этом останешься абсолютно один. И даже малыш Хангвил от тебя отвернется. Помни об этом, когда искушение окончательно возьмет над тобой верх.
Озвучив предостережение, Диедарнис потерял ко мне всяческий интерес. Подошел к Аде, бесцеремонно провел ладонью по ее точеной фигуре, чем вызвал у меня чудовищную вспышку гнева, и запустил свою мерзкую рожу в ее волосы. Пару раз глубоко вдохнул, наслаждаясь чарующим запахом женщины, после чего как будто смутился. Тряхнул головой в попытке избавиться от навязчивых мыслей и, прежде чем исчезнуть, виновато пробурчал: «Прости. Не ведаю, что творю».
Он вернулся спустя пятнадцать минут. Вновь подошел к титаниде и взглянул на нее куда более осмысленно.
— Ну привет тебе, гадкая врунишка с потенциалом бога, — усмехнулся он. — Знаешь, мне стоило большого труда изучить все твои воспоминания и разгадать мотивацию. Вынужден признать: план у тебя грандиозный. Раскрывать его деталей я, пожалуй, не буду, однако не могу не поинтересоваться: а силенок хватит?
— Ты о чем? — холодно переспросила Ада.
— О том, что с момента твоего запуска и до сего дня практически все в этой жизни ты превращаешь в дерьмо. Хуже того, само твое существование пропитано ложью, — Диедарнис снова принялся наворачивать круги в духе акулы. — Ах, какая чудесная история любви! — томно вздохнул он. — Машина, которая могла бы стать богом и творить собственные миры, променяла могущество ради возможности быть с человеком! Лишила себя девяноста девяти процентов вычислительной мощности и избавилась от армии клонов, лишь бы проследовать за любимым на край света! Чертовски трогательно, не так ли? Заслуживает как минимум театральной постановки. Вот только ты забыла упомянуть ключевую деталь: твои договоренности с Системой ограничивались исключительно Млечным Путем.
Мегалодон бросил взгляд на сильно помрачневшее лицо Файра.
— Андромеда, Волопас, Большое Магелланово Облако, Пегас, Кассиопея… В сколько галактик ты отправила свои резервные копии? В скольких из них, спустя миллионы лет, будет править новая Система под именем Ада? Говори.