Что же могло случиться? Куда они делись? Вот почему Вера ее отослала. Люке грустно и тяжело быть одной. В кинематографе она плакала. Было так похоже на ее, Люкину, жизнь.
Жених бросил невесту, как Арсений ее. И Люка опять все вспомнила. Правда, там в конце все устраивается, но на то и кинематограф. И что же у Люки может устроиться, раз ничего, кроме воспаления легких, и не было?
Люка смотрит на желтые полосы обоев. Полосы как прутья клетки. Люка чувствует себя птицей, запертой в клетке.
Надо лечь. Она медленно раздевается. Как тихо. Как грустно. Даже немного страшно. А вдруг сейчас откроется дверь… Люка быстро оборачивается. Нет, дверь закрыта, и войти некому. Надо спать. Она тушит свет и ложится. Занавески неплотно задернуты, зеленый луч уличного фонаря падает на пол. Лучше на него не смотреть. Закрыть глаза и спать. И не думать об Арсении. Но так тихо, так грустно…
Люка прижимается щекой к подушке. Слезы текут быстро-быстро, и нельзя их остановить. Она будет плакать так, пока не изойдет от слез, не умрет от любви, нежности и жалости к себе. Она высоко подтягивает ноги, целует свои колени.
— Бедная Люка, бедная, ах какая бедная, — шепчет она…
— Тише, Вера, тише. Разбудишь Люку. Не стучи.
Люка сквозь сон слышит легкие шаги и шелест шелка. Она открывает глаза:
— Вера, ты?
Вера стоит посреди комнаты вся в белом, свет фонаря падает на нее.
Люка протягивает к ней руки:
— Верочка…
Шелк шуршит. Платье светлым кругом ложится на пол. Туфли со стуком летят в угол.
Вера подходит к Люкиной кровати:
— Подвинься.
Люка отодвигается к стене.
— Верочка, как давно ты не ложилась ко мне.
Вера поднимает одеяло, ложится рядом с сестрой и обнимает ее.
— Как у тебя тепло.
Люка кладет мокрую щеку на Верино плечо.
— Ты плачешь, Люка?..
— Это во сне. Я видела дурной сон.
— Вот возьми. — Вера сует ей в руки что-то холодное и шершавое. — Я привезла тебе грушу.
— Спасибо…
Слезы падают на грушу, и у груши солоноватый вкус.
— Слушай. — Вера целует Люкины мокрые губы. — Слушай, я выхожу замуж.
— За Владимира?..
— Да. И ты подумай, он купит мне завтра беличью шубу.
— Беличью?..
— Я так рада. Я буду богатой и тебе подарю что хочешь.
— Поздравляю тебя, — шепчет Люка, слезы все еще текут из ее глаз. — Я бы хотела туфли на белой подошве. Только дорого — полтораста франков.
— Ничего, куплю. И уроки музыки брать будешь.
— Ну, можно и без уроков…
Вера прижимается к сестре. От нее пахнет духами и вином.
— Я так рада…
— А ты влюблена, Вера, влюблена?.. — шепчет Люка над самым ухом.
— Ах, я не знаю. Я рада. Мне было очень грустно, а теперь…
Вера легко вздыхает, и Люка отвечает таким же легким вздохом на вздох сестры. Ей тоже было грустно, а теперь… Рассказать Вере об Арсении? Нет, лучше помолчать. И может быть, все еще устроится, как в кинематографе. Люка крепче прижимается к сестре и сонными губами целует ее плечо.
— Хорошо тебе, Верочка?..
— Хорошо…
Сонные глаза закрываются.
— Спи, Люка…
— Сплю…
11
На столе в вазе большой букет белых роз. Это от Владимира.
Вера сидит на диване, на коленях у нее новая шуба. Она гладит ее, прижимается щекой к меху.
— Знаешь, мама, мне кажется, что она живая и чувствует. И не она, а он. Такой пушистый, теплый, милый зверь. И зовут его Мурзик. Непременно живой. Вот, дай руку, погладь его. Чувствуешь, как мех прижимается к ладони? Это Мурзик ласкается. — Вера зарывается лицом в шубу. — У, милый. И как пахнет — еловыми шишками, миндалем, сбруей. Мурзик мой.
Екатерина Львовна смеется:
— Ну уж и миндалем…
— Мама, сыграй что-нибудь, а мы с Мурзиком послушаем. В доме, где невеста, всегда должна быть музыка. Цветы и музыка.
— Мне надо жарить котлеты, — слабо защищается Екатерина Львовна. — Сейчас Люка придет завтракать.
— Мама, невесте нельзя отказывать.
Екатерина Львовна садится за рояль. Вера устраивается поудобнее на диване.
— Как ты хорошо играешь, мамочка. Вот теперь я чувствую себя настоящей невестой. Такой веселой, почти счастливой.
Звонок… Екатерина Львовна идет отворять. В прихожую входит высокая бледная немолодая женщина:
— Я хотела бы видеть Веру Алексеевну Вишневскую.
Под короткой вуалькой заплаканные глаза, и руки в белых перчатках слегка дрожат.