— Ты?.. — удивляется Люка и с любопытством смотрит на подругу.
— Я, я… — всхлипывает Жанна, — я его так люблю… А он, а они…
— Кто он? Кто они?
— Поль. Поль и Ивонна…
— Ах вот оно что… — Люка трясет головой.
— Нет, ты не смейся. Я ужасно, ужасно, ужасно люблю его.
— А он?
— Он совсем не любит меня. Ему безразлично — я или Ивонна.
Люка смотрит на хорошенькую плачущую Жанну, и ей жаль ее. От выпитого вина она как-то особенно ясно все понимает: и Жаннино горе, и звон часов в столовой, и всю жизнь.
— Послушай. — Она трясет Жанну за плечо. — Ты не плачь. Ты несчастна, но ведь и я тоже несчастна. Это всегда так. Так уж устроено. Сначала все несчастны, а потом выходят замуж, и богаты, и счастливы. Я знаю. Так и с Верой было. И с нами так будет. Надо только подождать. И я жду. Мы только еще немножко слишком молоды. Вот и все.
Жанна поднимает лицо:
— Правда, Люка?
— Ну конечно правда, раз я говорю.
— И Поль женится на мне?
Люка не понимает, как можно влюбиться в Поля. У него потные руки и зубы пломбированные. Но раз Жанна плачет…
— Да, да, он женится, — убежденно шепчет Люка. — Я знаю.
Жанна вытирает глаза кулаком и улыбается блаженной и пьяной улыбкой:
— А что же будет с Ивонной?
— Ивонна лопнет от зависти.
— Как? Совсем лопнет? — уже смеется Жанна.
— Совсем. По всем швам. Придется куски собирать, чтобы в гроб класть. Я знаю. А мы будем счастливы…
Люка наливает себе и Жанне вина:
— Ну, выпьем за наше счастье. Мы будем счастливы. Я знаю… Только немножко еще подождать… И будем счастливы. Честное слово.
Четвертая часть
1
В начале июля перебрались на дачу. Люка была недовольна. Стоило тоже. Разве это дача? Час езды от Парижа, и ни моря, ни хотя бы гор. На такую дачу даже стыдно выезжать. Но Вере нужно в Париж к доктору, а Владимиру Ивановичу — на завод. Вот и сидят здесь.
В саду клумба с левкоями и два куста жасмина. Дорожки слишком белые, слишком чистые. Как будто на открытке. Все сделано для того, чтобы нравилось. А вот Люке не нравится. Совсем не нравится. Даже наоборот, противно. И беседка в углу сада такая ненужная. С кем и о чем в ней беседовать? Лучше бы уже в Париже остаться. Там все-таки Жанна, не так скучно. И от Верочки немного отдохнули бы…
Люка устраивается поудобнее на перилах, болтая ногами в сандалиях.
Жарко. Скучно. Только сегодня утром приехали, и уже скучно. А придется прожить здесь целых два месяца.
На террасу, осторожно ступая и чуть-чуть переваливаясь, выходит Вера. На ее легкое белое платье сверху накинута розовая шаль. Люка отворачивается. Люка давно знает, что у Веры не свинка, Вера пухнет с каждым днем, живот уже под самым носом.
Вера подходит совсем близко, обнимает Люку:
— Ты что тут сидишь, как воробей?
— Жарко…
Люка смотрит на Верины ноги в шелковых чулках. Какие красивые, стройные ноги. Странно даже, что они такие же красивые, как прежде, не изменились.
— Почему ты не бегаешь? Все уже осмотрела?
Люка зевает во весь рот:
— Скучно.
— Нечего киснуть. Пойдем-ка лучше гулять. Тут, говорят, чудесный лес.
— Ну и пусть себе лес…
— Пойдем, — уговаривает Вера. — Знаешь, тут, наверное, и кондитерские есть. И мороженое. А, как ты полагаешь?..
Люка встает:
— Ну, если мороженое. Только сначала мороженое, а потом лес.
В лес она совсем не пойдет, удерет из кондитерской. Очень ей нужен лес…
— Идем же.
Вера тяжело сходит в сад. Люка бежит за ней, глядя на ее спину.
Как утка ковыляет. Нашла тоже время рядиться. Только еще безобразнее…
— Первым делом в кондитерскую. — Люка открывает калитку и останавливается.
У самого забора стоит Арсений.
— Арсений Николаевич, — вскрикивает Вера как-то особенно громко.
Люка молча прижимает руки к груди.
— Здравствуйте, Вера Алексеевна. Здравствуйте, Люка. Какими судьбами?
— Мы здесь живем.
— Неужели? И я тоже. Вот моя дача. Та розовая, на углу. Мы опять соседи, как в Мондоре.
Вера улыбается:
— Мы так давно не виделись. Мама будет очень рада. Зайдем к нам.
Люка бежит вперед предупредить, проносится через сад и, задыхаясь, вбегает в дом:
— Мама, мама! Да где же ты?
Екатерина Львовна выходит, держа в руках маленький вязаный чепчик:
— Что? Что такое?
— Мама, Арсений Николаевич. Он здесь. Он живет с нами рядом, — захлебывается Люка.