Люка бежит по пустой улице. Вот его дача. Неужели калитка заперта и придется через забор? Но калитка открыта. Вот сейчас, сейчас. Надо успокоиться. Что она скажет?.. Как бьется сердце… Он еще не спит, в окне свет. Люка стучит в ставню, и окно распахивается.
— Кто тут? — спрашивает Арсений, всматриваясь в темноту.
Он без пиджака, и воротник расстегнут.
— Это я… — тихо говорит Люка.
— Ты?.. — Его голос вздрагивает от радости. — Я не ждал тебя. Я сейчас открою…
Люка бежит к балкону. Конечно, он не ждал. Но он рад…
Гремит замок. Со стуком соскакивает крюк. Дверь открывается.
Он стоит в освещенном четырехугольнике. Он протягивает ей руки:
— Как же ты смогла выбраться? — И вдруг испуганно отступает назад.
— Люка? Вы? Что случилось? Вера?..
Люка трясет головой:
— Ничего не случилось.
И сразу все становится непонятным и смутным, как во сне. Что такое говорит Арсений?
— Зачем вы здесь, Люка?
— Я пришла к вам.
Ведь он только что так обрадовался…
— Но зачем?
— Я пришла к вам… — Голова начинает кружиться, лучше опереться о стенку, чтобы не упасть. — Я уже была у вас днем.
— Были у меня?
— Да, и… я прочла письмо, то, в ящике, — говорит она тихо.
— Вы прочли? Значит, вы знаете.
Она кивает:
— Да, знаю…
Так тяжело, так смутно. И о чем он спрашивает, разве не ясно? А может быть, всего этого нет, все это только снится. Этот полутемный балкон, и открытая дверь, и лампа на столе.
— Люка, — Арсений берет ее за руку, — ведь вы славная девочка, вы хорошая девочка, не правда ли? И вы никому не скажете, дайте честное слово, что не скажете?
Зачем он это? И кому она может сказать?
— Ну дайте же слово.
— Честное слово, — говорит она тихо.
Все непонятно. Совсем, совсем не этого она ждала.
— Помните, Люка, если вы проговоритесь, будет страшное несчастье. Я вам верю. Никому, слышите. Ни даже самой Вере.
— Ну конечно. Раз никому, так и не Вере.
Он выпускает ее руку:
— Так помните, никому, — и улыбается, успокоенный. — А читать чужие письма стыдно, Люка. В особенности такой милой девочке, как вы. Но вы больше не будете, не правда ли? А теперь бегите домой.
Как домой?.. Он посылает ее домой?..
— Я пришла, — говорит она хрипло, собрав последние силы, — оттого, что я тоже люблю вас. Я бы не сказала, если бы не прочла письма.
— Вы меня любите? — Глаза его становятся большими и удивленными. — И при чем тут мое письмо?
— Ах, зачем вы притворяетесь? — Люка топает ногой. — Зачем? Ведь я знаю. Я прочла письмо, вы меня любите.
Он внимательно и удивленно смотрит на нее.
— Вот оно что, — говорит он задумчиво. И только теперь замечает ее длинное платье, ее намазанные губы и подведенные глаза. — Вот оно что. — И снова берет ее за руку. — Так вот оно что. Вы любите меня, маленькая Люка. И вы из письма поняли, что я тоже люблю вас?
— Ну да, да. — Люка чуть не плачет.
— И вы пришли ко мне?
— Ну да…
— И чтобы понравиться мне, так нарядились?..
Люка молча кивает. Ее пальцы дрожат в его руке.
— Вы дрожите? Вам холодно?
Она качает головой:
— Нет.
Луна освещает балкон, лунный свет падает прямо на Люку, на ее белое шелковое платье, на ее светлые волосы, на ее встревоженное лицо.
— А вы прехорошенькая, Люка. Как я раньше не замечал? Но все-таки зачем вы пришли?
— Чтобы вы знали, что я люблю вас, — грустно говорит Люка.
— Ночью?..
— Я думала, когда любят, всегда хотят быть вместе ночью…
Он смеется:
— О, да вы, я вижу, опытная, — и ведет ее в комнату. — Не бойтесь. Я ничего вам не сделаю.
— Я не боюсь…
Он подводит ее к дивану:
— Садитесь, Люка.
Она покорно садится. Дверь в сад открыта, там темно и цветы. Диван широкий, много подушек. Арсений с любопытством рассматривает ее:
— Какая смешная, какая хорошенькая. И губы намазаны. Так вы любите меня?
— Люблю, — грустно и устало отвечает Люка.
— Давно?
— Всегда.
— А вы никому не скажете, Люка?
— Я ведь дала уже честное слово.
— Нет, поклянитесь, Люка, что не скажете. Если кто-нибудь узнает, главное Вера. Клянетесь?
— Зачем же Вере рассказывать? Ей неинтересно…
— Клянетесь, что не скажете ей?
— Клянусь. Никому…
— А теперь…
Он наклоняется к ней. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза, и губы его так близко. Эту минуту она ждала всю жизнь.