— Да, всегда грустно уезжать, — говорила она, как на сцене. — Здесь было так хорошо, — она замолчала на минуту, — и я боюсь железнодорожных катастроф.
Лицо ее вдруг стало испуганным. Длинные ресницы замигали, будто она готова заплакать. И сейчас же все стали успокаивать и уговаривать ее.
Она стояла у окна, не слушая, обрывая лепестки цветов.
— Теперь уже он не успеет. Скажи ему, Таня… Лиза, Лиза, садись скорей, — перебила она себя, — сейчас поезд тронется.
— Прощайте, Кром. — Лиза протянула Кромуэлю руку.
— Нет-нет, не прощайте, до свидания. — Он поцеловал ее руку. — Ведь только десять дней.
Поезд тронулся. Лиза стояла на площадке рядом с Николаем и, смеясь, махала платком. Наталия Владимировна отвернулась от окна. По щеке ее текла слеза. Лиза испуганно вскрикнула:
— Наташа!
Она уже давно не видела, как плакала мать. Наталия Владимировна нетерпеливо дернула плечом:
— Отстань, — и вошла в купе.
Лиза растерянно посмотрела на брата:
— Отчего она плачет?
— Борис не поехал с ней. Место в ее купе заказано. Кролик нарочно с утренним поездом отправлен. — Николай равнодушно высунулся в окно. — Старалась, а он надул. Ей и обидно. — Он рассмеялся. — Ну, идем к себе во второй класс. Достаточно отъехали. Не увидят ее поклонники, как мы с тобой перелезем из спального вагона. Идем.
Но дверь на площадку снова отворилась.
— Лиза, — позвала Наталия Владимировна. — Останься со мной. Ты ляжешь наверху. Место свободно. Я доплачу, ничего. Мне не хочется оставаться одной. А ты, Коля, иди. Спокойной ночи.
Лиза вошла в купе, прижимая к груди цветы. Наталия Владимировна уже сняла шляпу и пальто. Лицо ее было бледно и расстроено.
«Совсем уж она не такая красивая, — неожиданно подумала Лиза. — Я лучше».
— Ложись скорей. И не болтай. У меня голова болит. — Наталия Владимировна поцеловала дочь. — Полезай наверх, птичка.
Лиза разделась и легла на холодные простыни. Как бы только не слететь отсюда вниз. Вот тогда настоящей птичкой будешь. Она придвинулась к стене, положила рядом с собой розы. Молодец этот Борис, что не поехал. Теперь бы она тряслась во втором классе, клевала бы носом, и Николай непременно бы еще толкал ее. А здесь так удобно. Она с удовольствием вытянулась.
— Ну спи, я тушу. И не шурши, пожалуйста.
Стало почти темно. Только под потолком горел маленький синий фонарик.
Лиза уткнулась лицом в цветы, потом вспомнила о плитке шоколада, засунутой под подушку, достала ее, осторожно разорвала обертку.
«С орехами, самый любимый».
Розы пахли душно и нежно. От сладости шоколада защекотало в горле.
Вагон легко качало. Лиза прислушалась к стуку колес. «Вы куда? Вы куда?» — серьезно и внушительно спрашивали колеса, и рычаги, спеша и перебивая друг друга, отвечали тонкими голосами: «Едем, едем — не доедем; едем, едем — не доедем».
Лиза вздохнула. Вот она едет. И Кромуэль все дальше и дальше с каждой минутой. Она поцеловала цветы. «Кромуэль, — вздохнула она, — Кром».
Снизу донеслось тихое всхлипывание, заглушенное стуком колес.
Это Наташа плачет. Лиза осторожно свесила голову, посмотрела на мать. Наталия Владимировна лежала, повернувшись к стене. Лица ее не было видно. Только ее белые плечи чуть-чуть вздрагивали.
Лиза снова легла и прижалась щекой к подушке. Цветы все так же душно пахли, и шоколад был такой же вкусный, но Лизины плечи стали чуть-чуть вздрагивать, совсем как плечи Наталии Владимировны.
«Бедная Наташа… — Но жалость к матери сейчас же заменилась жалостью к Крому. — Он теперь уже дома. Ему грустно. Он думает обо мне. Бедный Кром, — вздохнула она, кладя новый кусок шоколада в рот. — Милый, милый Кром. Всегда чем дальше, тем хуже, — вспомнила она свои слова. — Да, правда, чем дальше, тем хуже».
И вдруг сердце ее сжалось от предчувствия чего-то неизбежного, ужасного, ноги похолодели, и стало трудно дышать.
Но колеса стучали все ровнее и ровнее, и веки тяжело опускались на сонные глаза.
9
Лиза проснулась от сильного толчка. Вагон качало и подбрасывало. Паровоз пронзительно и гулко свистел. Лиза приподнялась и огляделась. Где она? И сонно улыбнулась. Она в поезде. Она едет в Париж, к Андрею. Она подтянула теплые колени, подсунула руку под голову. Что-то защекотало ей щеку. Ах да, это цветы. Она оттолкнула их, и они с тихим шелестом упали вниз.
«Ну и пусть. Скоро Париж. А в Париже ее ждет Андрей». Она лежала, улыбаясь. Влажная подушка неприятно прилипала к щеке. Лиза ощупала ее. Отчего подушка мокрая? Неужели она, Лиза, плакала? Неужели это ей только что было грустно и страшно? О чем ей грустить, чего ей бояться? Ведь она едет в Париж и Андрей ждет ее.