— Я вру?! — перебивает Милена, напуская на себя оскорблённый вид. — Элла Валерьевна, вы слышите? В нашей стране предусмотрена статья за клевету!
Вопреки намерению держать покер-фейс, моё лицо заливается краской. Да что за бредятина тут происходит? Какая-то тощая, желчная злыдня бездарно врёт, а взрослая, образованная тётя молча за этим наблюдает. Этой Элле Валерьевне больше заняться нечем, кроме как выступать судьёй в мелких студенческих разборках?
— Простите, но это абсурд, — не сдержавшись, рявкаю я. — Сегодня мой первый учебный день. Мне бы во всех этих звериных названиях разобраться, а не затевать скандал с первой попавшейся студенткой.
— Лия, — голос декана звучит спокойно, но ледяной тон не оставляет сомнений в том, на чьей стороне её симпатии, — тебе следовало бы проявить больше уважения к учебному заведению и своим сокурсникам. В нашем университете действуют правила, которые не дозволено нарушать.
— А разве эти правила распространяются только на меня? Я не сделала ничего, за что должна оправдываться. Или правилами предусматривается, что одни студенты могут без причины нападать на других, а те обязаны молча терпеть оскорбления?
— Милена утверждает, что у неё есть минимум три свидетеля, которые могут подтвердить её слова. Учитывая твоё особое положение, — глаза женщины сужаются, — тебе следует быть осторожнее.
У меня голова идёт кругом. Какие ещё свидетели? Эта чёртова Шер подошла ко мне одна!
— Под моим особым положением подразумевается то, что банковский счёт моих родителей не равен стоимости этого здания?
— У тебя нет права вступать в конфликты с другими студентами, — чеканит Амбридж. — Вилен Константинович за тебя поручился в расчёте на твоё благоразумие. Не подводи его.
Дверь приоткрывается, в кабинет бесшумно входит девушка в сером костюме и опускает на стол исписанный листок бумаги.
— Что это? — пробежавшись по нему глазами, деканша мечет суровый взгляд в меня. — Просто замечательно. Всего пара часов в стенах университета, и на тебя уже повторно пожаловались. На этот раз твой одногруппник Денис Морозов.
Задохнувшись от возмущения, я вскакиваю.
— Он хотел, чтобы я уступила ему место! Неужели вы всерьёз рассматриваете такие жалобы?!
— Лия, на сегодня ты отстранена от занятий, — скорбно заявляет Амбридж. — И если подобное повторится, даже несмотря на всё моё уважение к Вилену Константиновичу, я буду вынуждена тебя отчислить.
— Но я просто не понимаю, что должна была делать, — подавленно бормочу я. — Позволить какой-то хамке себя оскорблять? Или послушно уступить место качку, который пришёл позже меня? С каких пор вообще женщины обязаны уступать место мужчинам?
— Я хочу, чтобы ты беспроблемно влилась в учебный процесс и больше не вынуждала меня вести такие разговоры, — голос деканши становится чуть мягче. — Всё ясно?
— Более чем, — цежу я сквозь зубы.
— Тогда можешь идти.
В сопровождении торжествующего взгляда сучки-Шер я выхожу из кабинета. Мне обидно настолько, что хочется орать и топать ногами. Тяжелее всего в этом мире мне даётся несправедливость, а я только что была свидетельницей настоящего парада в её честь. Одна напала на меня без повода, второй, презрев этикет, попытался выкинуть меня с занятого места, а наказали по итогу меня! Да здесь законы похуже, чем в дремучем средневековье.
Поплутав по университету и, грехом пополам найдя выход, я выхожу на парковку. Настроение у меня, что говорится, отстой. Во-первых, отповедь Амбридж на корню загубила моё воодушевление после лекции Шанского, во-вторых, я понятия не имею, как добираться до особняка Демидовых. Водитель должен приехать за мной только к четырём.
— Слышал, ты уже успела оказаться в немилости? — раздаётся голос позади.
Насупившись, я оборачиваюсь. Леон стоит возле навороченной тачки и разглядывает меня с таким любопытством, словно из-под пояса моих джинсов торчит огромный пушистый хвост.
— Меня отстранили от занятий на сегодня, — буркаю я. — Не знаю, что там с уровнем образования, но стукачи здесь доставляют жалобы на редкость быстро и эффективно. Их бы курьерами в «Самокат» — столько бы чаевых собрали.
— Это было предсказуемо, — усмехается Леон. — Я ведь предупреждал тебя.
— И теперь выглядишь довольным, потому что твои предсказания сбылись, — огрызаюсь я.