Все, что дальше, я пропускаю мимо ушей: список незнакомых имен и мест, о которых мне даже спрашивать лень. Поначалу я еще пытаюсь поспевать за беседой, но в итоге отвлекаюсь на свою выпивку и продолжаю оглядывать остальных повстанцев. Это тоже успевает мне наскучить, но тут бармен произносит кое-что, отчего я давлюсь напитком:
– Сейчас у канадской границы Шеннонам помогают Дауни…
Мой приступ кашля отвлекает их от разговора. Бармен поднимает руку, будто размышляет, не похлопать ли меня по спине, а Роз просто смотрит на мои мучения. Я наконец ухитряюсь вдохнуть по-человечески.
– Дауни, – выдыхаю я хрипло, – где они?
– Возле Великих озер, как я слышал, но точно не могу сказать.
Роз жестом просит меня объясниться, но меня и просить незачем:
– Дауни – моя девичья фамилия. Моя мать уехала из Орландо и исчезла, когда я сбежала с… – Я благоразумно не называю Нотта по имени, пусть даже бармен явно на нашей стороне. Не хочется, чтобы эта беседа превратилась в очередной спор из-за Адама. – А можно как-нибудь с ними связаться? Я хочу знать, туда ли она поехала.
Я не говорю «и почему», потому что у меня возникает тревожное чувство, что я наконец поняла ответ. Мама сказала, что, если я уйду с Ноттом, нам с ней придется проститься, но я знаю, дело было не в том, что она не одобряла наших отношений. Мама ведь никогда не пыталась помешать ему ухаживать за мной, несмотря на нашу разницу в возрасте и его предполагаемое послевоенное ПТСР. Она разорвала отношения со мной, потому что знала то, о чем сегодня рассказал мне Роз: стоит Снам сойтись со своими Кошмарами, для семьи уже не остается места. Она ждала, что я уйду с Ноттом и забуду о ней навсегда. Мама всегда знала, что я не совсем человек. Тошнотворная боль предательства выжигает мне нутро, и я залпом осушаю стакан, а потом еще раз.
– Могу попробовать разузнать, – обещает бармен. – Кого именно нужно искать?
– Кендру Дауни.
– Посмотрим, что получится выяснить.
Я благодарно киваю, и они с Розом продолжают свой разговор. На этот раз я слушаю уже внимательней, потому что до тех пор даже не подозревала, что медиумы тоже участвовали в войне. Мама никогда не упоминала, что ее близкие и друзья противостояли Хранителям, она лишь мельком говорила о войне и растила меня во Флориде одна. Жутковато узнавать, что за всем этим кроется нечто большее и что эта женщина не просто моя мать, но еще и мятежница, которая сражалась на передовой за выживание самой Геи.
Они успевают обсудить почти все семь чинов медиумов, как вдруг Роз осекается на полуслове. На миг его взгляд стекленеет, а рука замирает в воздухе. Я уже прилично выпила и даже подумываю его потрясти, но не успеваю даже дотянуться. Роз поворачивает голову и сгибает пальцы по одному – а затем разгибает и распрямляет ладонь. Потом что-то снимает с плеча. Видимо, к нему прилипла очередная невидимая нить, совсем как в «Парии», но я не понимаю, как он вообще ее заметил. Роз снимает нити одну за другой, но я не вижу ни одной, хотя вглядываюсь очень пристально. Может быть, бармен видит, потому что опасливо отступает на шаг-другой.
– Ты Дауни, – говорит он вдруг, видимо, запоздало осознав это. Затем переводит взгляд с меня на Роза и обратно. – То есть медиум. Ты не Сульфур Сон.
– Нам пора, – очень тихо говорит Роз.
Я напоследок делаю еще глоток и встаю. Воздух окутывает мою кожу теплом, бар слегка кренится вбок, но мне хватает координации, чтобы добраться до Роза. Он тоже встает и не возражает, когда я опираюсь на него, чтобы не упасть. Роз поднимает взгляд и смотрит мимо бармена в дальний угол комнаты. Я тоже смотрю туда и на секунду мне чудится, что с потолка что-то свисает. Размытое и темное остроугольное пятно. Миг – и оно исчезает, стоит мне только моргнуть.
– Дверь исчезла, – говорю я.
Роз, не сводя глаз с угла комнаты, кивает куда-то в сторону, и в дальней стене я вижу новую дверь. Не знаю как, но я ухитряюсь довести до нее нас обоих, и Роз позволяет мне первой выйти в ночь. Мне приходится от него отвернуться, и в этот миг я чувствую порыв холодного ветра. Я изумленно смотрю на полумесяц, а потом встревоженно – на океан, который омывает берег меньше чем в десяти шагах от нас.
– Мы на пляже, – говорю я, будто, если произнести это вслух, все станет понятней. – Почему мы на пляже? Я почти уверена, что Мэдтаун находится на другой стороне полуострова.
– Лиманцзичи ненавидят воду. Это безопасный выход.
Я хочу подметить, что это не объясняет, каким образом мы смогли перенестись так далеко, но мгновенно забываю об этом, увидев, как кто-то идет к нам по воде. Роз шагает навстречу незнакомке и несколько минут тихо с ней говорит. Я обнимаю себя за плечи, пытаясь согреться, и жду, когда она наконец уйдет. Незнакомка возвращается в море и исчезает среди волн. Роз снова идет ко мне, и я опять на него опираюсь. И очень зря: он даже холоднее ветра.