– Эви, – медленно и осторожно произносит Каспер. – Ты себя хорошо чувствуешь?
Уже шестнадцать лет как нет, но я все равно едко отвечаю:
– Просто шикарно.
– Чтоб тебя, – с чувством говорит Роз. – Прекрати соваться туда, где тебе не место.
Я только отмахиваюсь, потому что спорить об этом мне уже надоело.
– Почему во сне у тебя меняется кожа? Я полагаю, ты все-таки не родился серокожим, как сейчас, иначе твои родители заподозрили бы неладное куда раньше, чем у тебя проявились силы. На самом деле ты выглядишь как во сне, да?
– Нет, именно так, как сейчас, я и должен выглядеть, – говорит Роз. – Кошмары всегда разных оттенков серого. Мы меняемся, когда наша связь окончательно закрепляется.
Я прикусываю язык, чтобы не задать очевидный вопрос, и вместо этого интересуюсь:
– Но Сны ведь не меняются, да? Фараон выглядел обычным человеком, только… – Мое сердце тревожно екает, раньше меня осознав истину. Я впиваюсь пальцами себе в щеку. – У него глаза стали красными.
– Твои глаза меняются точно так же, – говорит Роз прежде, чем я набираюсь храбрости спросить об этом. Из его уст это звучит как осуждение, будто я хоть в чем-то тут виновата, но я слишком удивлена, чтобы препираться на эту тему. – Ты не должна меняться, пока не встретишь своего Кошмара, но связь, которую ты создала между нами, все еще держится. Пусть не полностью, но у тебя есть доступ к моим силам, а они, в свою очередь, пробуждают твои силы в тебе.
– У меня есть силы? – спрашиваю я.
– Ты разве не помнишь ту крутую штуку, которую провернула в «Парии»? – напоминает Каспер.
– Это фишка медиумов, – возражаю я. – Это другое.
– Свою силу будь добра открывать со своим Кошмаром, – отрезает Роз. – А меня не трогай.
Можно было бы сказать ему, что я все это не специально, но куда проще вернуться к вопросу, который я отложила на потом:
– Если Кошмары должны быть «разных оттенков серого», почему тогда Адам выглядел как человек? Потому что Меридиан мертва?
– Возможно.
– Так ты не знаешь?
– Снам и Кошмарам жить друг без друга вообще не полагается, – объясняет Роз. – Если Кошмары теряют своих Снов, собственная сила их поглощает. Возможно, ты служила для Адама временной заменой, но если ты ни разу не видела, как он меняется, это значит, что сохранять его рассудок сил тебе не хватало. Он должен был погибнуть давным-давно. И если он выжил, выходит, что он совершил одно из двух немыслимых преступлений.
– Помимо попытки меня убить? – уточняю я.
– Наиболее вероятно, что он исчез в Пустошах, – говорит Роз. Увидев мой красноречивый взгляд, он объясняет: – Проще всего считать это рубцовой тканью на теле Геи, вакуумом, где Ее сила более не действует.
– Да уж, – говорю я. – Теперь все резко стало ясно.
Роз смотрит куда-то вправо, и, заметив этот долгий взгляд, я задумываюсь, не видит ли он тех девушек до сих пор. Мне хочется помахать перед собой рукой, но я сдерживаюсь.
– Но в Пустошах слишком много правил и переменчивых местностей. Шестнадцать лет там прожить невозможно, а значит, Нотт наверняка укрылся бы в катакомбах, которые расположены посреди них. И в таком случае за все это время он должен был как минимум ополоуметь, если не хуже.
– Чисто из любопытства вопрос: ты вообще хоть иногда в каких-нибудь приятных местах бываешь? – интересуюсь я.
– Я Кошмар, – отвечает Роз, явно подчеркивая очевидное.
Звонит телефон. Роз даже не пытается ответить, и я сама иду к аппарату и беру трубку. Отчасти я жду вновь услышать гудок, но слышу лишь молчание и говорю:
– Эвелин.
– Здравствуй, Эвелин, – говорит Дин. – Я только-только узнал, что Лили почти добралась до дома. Вы сможете встретиться со мной внизу минут через пятнадцать?
– Мы придем, – отвечаю я, кладу трубку и смотрю на Роза. – Рано или поздно нам придется обзавестись какой-нибудь новой одеждой, тебе не кажется? Я и на простое чистое белье согласна, но от меня уже пованивает, а ты вообще лет двадцать не переодевался. Грязнуля.
– Это второстепенная проблема.
– Ну да, ну да. Наверняка Фараону понравится, если от тебя будет вонять как из склепа. Серьезно, – настаиваю я, заметив, что он колеблется. – Вели своим местным знакомым найти для нас чистую одежду, а не то придется идти в ближайший магазин. Нельзя и дальше так ходить.
Роз не отвечает, но я предпочитаю воспринять его молчание как знак согласия. За пятнадцать минут я успеваю помыться, хотя натягивать после этого все ту же грязную одежду очень досадно.
Роз первым выходит наружу, за ним следом – Каспер и Фалькор, поэтому я запираю дверь и иду за ними к лифту.