Другими словами, если к сегодняшнему вечеру не погибнет Директор Питер Гунтарсон — то репутация Эллы Уоллис погибнет наверняка.
«Индепендент», пятница, 8 декабря.
Объявление Директора Гунтарсона породило всемирный вал слухов. Одно из заявлений, сделанное культовой организацией правого толка, именующей себя «Дети Доркаса», разосланное по всем интернет-адресам как спам, содержало предсказание о том, что конец света наступит в течение ближайших нескольких дней.
Апокалиптические видения этой секты напугают многих, хотя, скорее всего, очень немногих впечатлит их логика. Их главный аргумент — ссылка на то, что ветхозаветный пророк Илия совершил воскрешение, вернув к жизни сына некой вдовы. И сам Илия, как говорится в Библии, вернется к жизни перед судным Днем. А разве, говорят они, Элла — это не то же слово, что Элияху — Илия?
«Миррор», пятница, 8 декабря.
Скандально известный американский радио-ди-джей Борис Калманович вчера вечером стал причиной двух миллионов жалоб, отпустив несколько возмутительных комментариев в адрес Эллы Уоллис.
Калманович отказался принести извинения, но признал, что был вынужден утроить свою личную охрану перед лицом пятидесяти угроз расправы, поступивших после того, как он заявил на весь эфир: «У этой девочки нет никаких отклонений, с которыми не смог бы справиться качественный т***».
Они приехали из Каира, из Тель-Авива, Порт-Саида, Суэца, Акабы, Ларнаки, из каждого порта и города Ближнего Востока, положение которых позволяло им вовремя пробиться в Синаи. Их лендкрузеры и лендроверы мчались с грохотом по шоссе из Эйлата и Порт-Тофика, нагруженные водой, бензином, спутниковыми передатчиками и журналистами. Их первоначальные высокомерные намерения проигнорировать то, что не могло быть названо иначе чем тошнотворным и скандальным трюком, были преданы забвению — стоило Си-Эн-Эн дать понять, что компания собирается освещать это событие. Всё, целиком, в прямой трансляции — не только попытку воскрешения, но и саму сцену утопления. Вживую — с момента, когда будут открыты краны, и до момента, когда выловят из воды мокрое безжизненное тело.
Если уж Си-Эн-Эн будет его освещать, то и они все тоже будут! В 13.00 по времени Нью-Йорка восьмого декабря — кто же станет смотреть в это время что-то другое?!
В Бристоле будут смотреть Кен и Роберт Уоллисы. Будет смотреть тетя Сильвия.
И Элла в своем укрытии тоже будет смотреть…
Она находилась там же, где и всегда, в окружении изгороди из панцирной сетки и дюжины ярко пылающих свечей, под истрепанным навесом, рядом с учениками. Почти рядом: Стюпот сидел на земле, а Элла парила в воздухе, и путы, удерживающие ее, свободно провисли между шестами.
Стеклянный резервуар десяти футов в высоту стоял на своем черном мраморном постаменте за ее загородкой. Спроектированный Иосифом Кириати, архитектором из Эйлата, специализировавшимся на создании подводных обсерваторий, он был возведен бригадой специалистов-аквариумистов и сантехников. Сооружение было залито ослепительным светом, так что вспышки и прожектора трехсот съемочных групп, расположившихся рядом со стадионными трибунами, и огни посадочных полос, которые по приказу Гунтарсона были устроены позади арены, казались мелкими искорками. Сияние, озарившее ночное небо, было видно на 150 миль в округе.
Рядом с резервуаром стоял единственный микрофон. Вокруг платформы, на семь футов ниже ее уровня и на расстоянии десяти ярдов от нее, толпились тысячи журналистов. По рядам гуляла шутка: кто видел фильм Стивена Спилберга «Близкие контакты третьего уровня»? Не правда ли, эта штука похожа на сооружение, где приземлялся перед мировой прессой НЛО? И кто хочет побиться об заклад, что сейчас НЛО не вынырнет из ночного неба, не подхватит Эллу, и не унесет обратно на ту планету, откуда она явилась?..
Они придвинулись ближе, но сотня секьюрити с доберманами и немецкими овчарками заставила их отступить.
Без трех минут восемь Гунтарсон появился из хижины и преувеличенно торжественной поступью преодолел пятьдесят ярдов, отделявшие его от резервуара. На нем был синий махровый халат с наброшенным на голову капюшоном, как на каком-нибудь боксере. На груди сияла золотом эмблема Центра Эллы. Над всем сборищем соткалась атмосфера, возникающая обычно на стадионе перед началом значительного матча — какая там духовная мистерия! Пока Директор шествовал к микрофону, раскланивался перед камерами и махал рукой Элле, казалось, вот-вот грянет из динамиков рок-музыка — но единственным саундтреком к этому оставался гул толпы репортеров, собачий лай, рокот вертолетов над головой и стрекот работающих камер.
Он обвёл их величественным взглядом — и разговоры стихли. Наслаждаясь наставшей тишиной, Гунтарсон несколько секунд сжимал рукой микрофонную стойку, а затем заговорил:
— Вы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями союза между известным и неведомым! Я собираюсь войти в это неведомое. Когда вернусь, я буду горд возможностью раскрыть те его секреты, которые сумею узнать.
Мои сегодняшние действия основаны на вере. Вере в чудеса — и в человека, который их творит. Элла, хрупкая, но пылающая неистощимым внутренним огнем, увидит, как я ступлю в тот таинственный мир, который мы зовем загробной жизнью. И Элла же своей страстной молитвой вернет меня обратно.
Я прошу всех вас помочь ей. Вас, кто пришел сегодня сюда, — и вас, жителей мира, наблюдающих за нами. Слейте свои молитвы с молитвой Эллы! Я прошу вас помолиться за мое благополучное возвращение. Но не бойтесь за меня! Не бойтесь, ведь моя душа пребывает рядом с Эллой!
Он повернулся, сбросил с плеч халат и швырнул его на землю пустыни. Съемочные команды прянули вперед, проталкиваясь сквозь ряды собратьев, и собаководы тут же на пару звеньев отпустили поводки своих животных, так что журналистам, нарушившим границы круга, пришлось вернуться на прежние позиции.
Обнаженный, облитый ярким светом, рельефно выделившим мускулистые очертания его тела, Питер Гунтарсон взобрался по алюминиевым скобам на самый верх резервуара и перекинул ногу на внутреннюю сторону. Осторожно нащупав ступеньку, начал спускаться на дно.
Там он встал лицом к Элле, переступая ногами через лежащие на мраморном полу цепи, потом присел, пристегивая стальные кольца к лодыжкам. Каждое из них тремя цепочками было прикреплено к вделанным в пол болтам.
Гунтарсон выпрямился, и сложил ладони перед грудью. Три или четыре секунды он стоял в молчании, устремив взгляд в точку где-то в небе, высоко над головой Эллы. Потом открылись краны.
Вода была приятно теплой. Простояв целый день в открытом баке под солнцем Синая, она нагрелась. Четыре мощных потока омыли его с боков, а еще четыре выпустили свои струи на его голову. Его волосы мгновенно намокли, он фыркнул, сдувая с губ воду, и запрокинул голову, подставляя струям лицо.
Гунтарсон уже чувствовал, как вода плещется вокруг его ног. Он закрыл глаза. Жар от осветительных ламп теперь, когда вода омывала его обнаженную кожу, сделался не таким обжигающим. Он едва удержался, чтобы не запустить в волосы кончики пальцев — как в душе… Банальная ассоциация с утренним душем заставила его передернуться. Рискует ли он сейчас всеми этими маленькими удовольствиями — как и великими наслаждениями? Не только величием жизни, которую ведет на международной арене, но и роскошными мелочами, вроде мыла, ласкающего кожу? И полетом на любимом «Кавасаки 1100»? И чашкой хорошего кофе?..
Имеют ли эти вещи истинную ценность, а если да, то почему он не задумывался над этим до сих пор?
Да, они имеют ценность! И он обязан довериться Элле, которая вернет их ему. Она должна осознать, что будет молиться не только за высокопоставленного Директора Гунтарсона — но и за молодого, талантливого, влюбленного в жизнь Питера!