А ведь отец переживает. И… любит?! Несмотря ни на что?!
На лице явные следы усталости. И взгляд потухший. А я ведь помню его совсем другим.
- Как ты, Эллади?
Его голос звучит очень тихо. Обычно отец со мной разговаривал иначе. Громко. Строго. Как с подчинёнными, которым привык отдавать приказы, а не как с дочерью.
Это меня тогда раздражало. И я начинала противостоять. Поступала назло. Или уходила, даже ни слова не говоря. Да, последнее время я или игнорировала отца, или поступала так, как он бы не хотел этого.
«Ты мой самый великий позор, Эллади».
Вздрогнула, словно он произнес эти слова сейчас, а не тогда, давно уже. Для меня давно.
Для отца прошло всего полгода. После этого нашего разговора я без лишних слов ушла от Эша. Поступила, как отец желал. Но при этом выбрала то, от чего он, наверное, ещё больше расстроился. Особый отдел. Туда многие мечтают попасть. Но не все понимают, что это чрезвычайно опасная работа и ненормированный график. Это значит, что можешь на задании провести несколько дней, без перерыва на еду или сон. И попробуй не только выжить, но и выполнить задание в таких условиях.
Там же я едва не лишилась жизни. Закономерный итог.
Отец садится в кресло, стоящее в отдалении нескольких метров от моей кровати. Не решается подсесть ближе.
Я ведь не любила, когда нарушали мое личное пространство.
- Я в норме, - говорю.
А он молчит. И просто смотрит на меня. Да, неделя борьбы за жизнь в медицинской капсуле для этого тела не прошла без последствий. Я исхудала, хотя и до этого не могла похвастать лишними килограммами.
Насчёт седых висков у отца, я оказалась права. В светлых волосах они не особо заметны. Но сейчас, когда он сидит неподалеку, я ясно вижу раннюю седину. Это работа или я довела отца?!
- Я могу что-то для тебя сделать, Эллади? – спрашивает он.
Впервые на моей памяти отец разговаривает со мной, как с ребенком. Спокойно, без так раздражающего меня приказного тона.
Когда-то я мечтала, что отец прилетит и заберёт меня с собой. Вот примерно с такой фразой. Но я тогда была маленькая. И ещё верила в сказки, которые читали мне когда-то братья.
Я так и не знаю, почему они все меня бросили. Ни разу не навестили до двадцати пяти лет. А тогда… я уже сама не хотела видеть никого из рода Ронштейн.
А сейчас… Вот у отца под глазами темные круги, если хорошо присмотреться.
- Забери меня домой, папа, - попросила я, неожиданно даже для себя.
Папа. В детстве было именно так. Всегда. Он приходил с работы, а я уже встречала. И бежала к нему «на ручки».
- Конечно! Сейчас поговорю с доктором. Если он разрешит, - взволнованно говорит отец, явно не ожидавший от меня этих слов.
Поднимается. И тут же, словно вспомнив о чем-то, вновь смотрит на меня, словно не зная, говорить или нет.
- Что, пап? – спрашиваю.
- Здесь Син. Он…
Ну, конечно! Редсин любимый племянник третьей жены отца. Член его семьи, можно сказать. В отличии от меня.
- Не надо! – прошу я.
- Ди, - отец впервые называет меня так, как когда-то в детстве.
Но он… настаивает?!
- Мы расстались, - говорю сухо, - Редсин отказался от меня. Тема закрыта.
И я тоже… закрываюсь.
Отец это чувствует.
Потому поспешно говорит:
- Извини! Я просто… Син здесь все семь дней сидит… не уходит… Он очень переживал…
Молчу. Выразительно так молчу.
- Хорошо, Эллади! Понял! Сами разберётесь.
Выдыхаю. Надеюсь, правда, понял. Мне неприятно было все это слушать. Наверное, даже ревность проскользнула. Отец беспокоится о Сине. Просит за него.
Редсин для него ближе и роднее.
- Папа, просто забери меня отсюда, - говорю я.
- Ты с детства ненавидишь эти белые стены, - говорит отец, уходя - Хорошо! Пошел договариваться с доктором.
И вдруг останавливается у самой двери.
- Поедешь к нам? – спрашивает осторожно.
К нам, это в дом, где живут отец с третьей женой, их общими близняшками и моими старшими братьями от первого брака отца.
Долго не думаю.
- Если не помешаю, - отвечаю… неуверенно.
С сестрами я не знакома. Им сейчас по двенадцать уже. Супругу отца однажды видела издали. С ней я так же не знакома.
С братьями иногда пресекались, но мы не общаемся. Приветственные кивки, это все. У меня даже их контактов нет.
И вот сейчас я согласилась пожить в доме отца. В чужой семье, практически.
Оставшись одна, решила поискать, во что можно переодеться. Не идти же мне в серой одноразовой рубашке.