Я снова и снова задаюсь этими вопросами, хотя с тех пор прошло уже немало лет. Виски мои стали подернуты сединой, а в руках уже нет той былой ловкости и проворства. Да, я посвятил свою жизнь не физическим искусствам, направив свой разум на изучение магических конструктов. И, не пытаюсь хвастаться, преуспел в этом нелегком деле. Но какой же долгий был путь. Поразительно, как эта череда, вроде не связанных между собой событий, привела наш мир и наш слаженный отряд к тому, что сейчас мы видим и имеем.
Я вспоминаю себя в те далекие зимние дни, и мне становится смешно, каким я был слабым и нелепым человеком, совершенно не имея какой-либо цели в своем существовании…
Но обо всем по порядку.
Оказывается, солнце — это большой вор, даже когда уходит в закат. Я пытался заключить его в себе, вобрать капельку его тепла, а оно дразнилось, скалило зубы и снова пряталось, забирая то, что, казалось бы, мгновение назад обещало отдать. За ночь практически вся земля покрылась плотным слоем снега, и пока я продирался сквозь него, поминутно поскальзываясь и сбивая колени о ледяную крошку, меня посетила одна занимательная мысль. А что если города — такие же воры, как и солнце? Каждый, кто живёт в городе, отдаёт ему частичку себя, становится частью структуры, которую в любой момент может выплюнуть наседающая верхушка. И даже когда ты находишь своё уютное местечко, свой скромный уголок в маленьком внутреннем мире, разбиваешь сад, закуриваешь трубку — город тут же обкрадывает тебя: криками соседских детей, стуком подбитых латных сапог, запахом пожарищ; идеально сваренным кофе, чей аромат струится из окна дома, в который тебя никогда не пустят. За каждым предыдущим разочарованием следует новое, и, в конце концов, ты чувствуешь, что тебя победили. Вынудили сесть и принимать участие в общем собрании людей, задыхающихся спёртым воздухом собственной безысходности. Одно хорошо — всегда можно встать и уйти. От мимо проходящего караванщика я слышал, что в Эллсгейте в летнюю пору довольно работы для всякого охочего, однако, сейчас, в начале зимы, мои умения вряд ли кому сгодятся. Разве что, на лютне можно будет в таверне поиграть, повеселить окрестных крестьян. Не знаю только придется ли им по нраву такой бард. Люди отвергают любое творчество, неподвластное их сознанию, я даже иногда люблю их за это, за их собственную ограниченность. Помнится, меня выгнали однажды из трактира за неподобающую песню, мнение тогда разделилось, половина местного сброда кидали мне накопленные медяки,а другая половина желала поднять на вилы.
Город раскрылся передо мной в полной красе вечерней дымки, поднимающейся с окрестного озера. Лёгкий платок тумана укутывал каменные стены, создавая ощущение чего-то потустороннего и таинственного. Стена окружала весь город, на сколько позволяли видеть мои глаза. Высота стены была значительной, но явно не дотягивала до известных мне крепостных стен больших городов. Это было не удивительно, ведь Эллсгейт, со слов бродячих торговцев, с которыми мне довелось поговорить на тракте, не являлся ни крепостью, ни важным стратегическим пунктом. Город был небольшим, но он практически полностью обеспечивал сам себя всем необходимым и никогда не участвовал в войнах былых времен. Стены скорее являлись преградой для диких племен, что жили в горах к северо-западу от города в те давние времена, когда гномы еще не облюбовали местные недра. В последствии подгорный народ решил местную «проблему». Были еще кочевники с Хеллсандской пустыни. Последние, ничего в своей жизни, кроме войны не знали, отдавая кровавую дань собственными жизнями какому-то только им известному богу в смертоубийственных вылазках на поселения и города цивилизованного мира. Успеха такие набеги не знали и всегда закачивались смертью нападавших.
Тракт плавно поворачивал к воротам города, где над стеной чуть возвышалась дозорная башня, вероятно, являющаяся частью внутренней постройки сторожевого поста. Сквозь бойницы пробивался свет, были слышны обрывки разговоров, иногда прерываемые внезапным взрывом смеха говоривших. У самих ворот никого не было, лишь малая сторожевая будка стояла, одиноко облокотившись на стену. Сумерки все плотнее окутывали окрестности и видеть становилось сложнее.
Стоило мне приблизиться к воротам, как резкий требовательный голос раздался совсем рядом со мной, заставив меня вздрогнуть от неожиданности: