Ошарашенный и разъярённый, Алоргловенемаус напрасно вглядывался в хаос, разыскивая причину, ту самую причину, врага, с которым он мог сражаться, рвать, и взыскать с него кровью подобающую плату за это разрушение.
Магия хлестала и жгла его, била и царапала его чешую, врезалась в него с такой нарастающей болью, что дракон наконец-то сбежал, бросившись на холодный воздух снаружи. Кто осмелился шутить с его магией? Кто?
Может быть, были и другие, пособники врага внутри?
Ведь наверняка одно жалкое существо, «ходячее мясо», не могло устроить такого!
Дракон расправил исцарапанные только что крылья и описал в воздухе узкий круг, чтобы скользнуть вдоль склона горы, где находилось его логово, пристально вглядываясь…
Нет. Здесь не таилось ни единого живого существа, не было видно никого, кроме нескольких крошечных, сжавшихся птичек на их обычных насестах. Врага здесь нет…
Что ж, если этот враг или враги находились внутри и пришли снизу, рано или поздно им придётся выйти — и Алоргловенемаус будет ждать. А если они замыслили кражу, хотели забрать золото или драгоценные камни обратно в глубины, из которых явились, придётся подождать, пока не угаснет вся эта высвобожденная магия, чтобы добраться до сокровищ. И когда магия угаснет, придёт Алоргловенемаус, отбросив милосердие и снисходительность. Не стоит красть у могучего чёрного дракона — только не в том случае, если он может забрать кости воров силой.
Алоргловенемаус резко развернулся в воздухе, чтобы снова пролететь над входом в своё логово. Скоро…
Мэншун улыбнулся. Лорд Краунруд, королевский канцлер, испытал нужду побеседовать с определёнными трезвомыслящими и справедливыми дворянами Кормира о действиях ведущих семей — а также двора и Короны — в эти беспокойные времена.
Были разосланы приглашения, выбрано время и место. Андольфин, Лорун и Блэксильвер, разумеется, приглашения примут.
Об этом позаботится Мэншун, как тень скрывающийся в их головах. Точно так же, как в первую очередь он позаботился, чтобы Краунруду вообще пришла на ум сама идея встречи. Будет интересно посмотреть, какая из более крупных, ещё не угодивших в его сети рыб, всплывёт, чтобы попасться на крючок.
Терпение. Искусное и изящное терпение. До сих пор он никогда не понимал, в чём состоит привлекательность рыбалки — куда больше его привлекало дымящееся блюдо с её результатами — но сейчас начал ощущать, насколько это может быть весело. Поистине неторопливое вмешательство, тонкая манипуляция… он начинал понимать долгую игру, которой так наслаждался Эльминстер.
Будь проклят Старый Маг и будь проклята Мистра, но некий Мэншун наслаждался изяществом и неторопливостью. Наконец-то.
Оглушённая несколькими из самых первых молний, но в остальном не пострадавшая, Эл вытянула руки, на пробу поскребла воздух своими длинными пальцами — и пригибаясь пониже, выглянула из-за края ведущей в пещеру вирма расщелины.
Взрывы жезлов по-прежнему били в потолок в дальнем конце пещеры, заставляя всё большие куски камня с грохотом падать вниз на и без того засыпанную груду сокровищ. Алоргловенемаус будет… весьма разгневан.
— Что ж, в этом он не одинок, - вслух прошептала Эл, удивляясь дрожи нарастающего гнева в собственном голосе. Она устала от постоянных битв… хотя впереди её наверняка ожидало куда больше сражений.
Ничем не защищённая и не стесняемая, Эльминстер бросилась в пещеру. Её взгляд не отрывался от особенно крупного сундука с сапфирами, который лежал торцом вверх в огромной куче монет, будто нос корабля, разрезающий особенно высокую волну. Его крышка была открыта, демонстрируя сверкающее содержимое. Пока в пещере бушевала другая магия, кольца, разбросанные тут и там среди осыпавшихся камней, весело поблёскивали, как будто с одобрением — или с симпатией. Ах, как она скучала за Плетением, которое позволило бы её почувствовать, что за магия здесь лежит, оставшись спящей и нетронутой, и есть ли среди Искусства в этом логове хоть какая-то кроха сознания…
Эл надо было коснуться этого сундука, произнося последнее слово инкантации, затем убираться из пещеры, не пострадав.
Кое-где монеты дымились от жара, вырвав у неё стон боли, и когда она бросилась через дюну из монет, под ней медленно поднялось нечто мерцавшее фиолетово-зелёным, выплюнув в потолок огромный вихрящийся огненный шар — но Эльминстер, заскулив, достигла сундука, положила ладонь на его серебряно-чёрный бок и выдохнула единственное слово, которое должна была сказать. И сундук поднялся в воздух, вырываясь из сверкающей кучи, как неохотно взлетающий тяжёлый дракон, постепенно набирая скорость…