Тетушка Хлоя молча сидела и вязала, а маленькая девочка, опустив голову на руки, задумчиво смотрела на пол, вспоминая снова и снова о том, что сегодня произошло между ней и ее отцом. Медленно, с радостным восторгом она перебирала все, что касалось ласки, каждое доброе слово, успокоительный тон, а затем представляя себе все, чтобы он мог сделать и сказать, если бы не появились эти непрошеные гости. С робкой надеждой на то, что он пошлет за ней, когда они уедут, она смотрела на часы и прислушивалась к каждому звуку.
Наступило время отбоя, и она не решилась больше ждать, потому что он строго распорядился о том, чтобы она всегда в это время была в постели, разве только по его особому разрешению она могла посидеть еще.
Некоторое время девочка лежала с открытыми глазами, думая о его необычной доброте и утешая себя надеждою на будущее, а затем уснула. Ей снилось, что она сидела у папы на коленях и его руки с любовью обнимали ее.
Она явно ощущала его теплые поцелуи у себя на щеке.
На следующее утро, когда Элси заходила в столовую, сердечко ее часто билось. Семья как раз только садилась за стол, и на ее наполовину страстное, наполовину робкое: «Доброе утро, папа», было отвечено с отсутствующим видом сухими словами: «Доброе утро, Элси». Затем, отвернувшись опять к своему отцу, он продолжил прерванный деловой разговор. На дочь он больше не обращал никакого внимания, только следя за тем, чтобы на ее тарелке была та пища, которую он позволял ей есть.
Элси была расстроена и блуждающим взглядом водила по комнате в бесполезной надежде получить улыбку или ласку. Неожиданно ее отец вышел, сказав на ходу старшему мистеру Динсмору, что он собирается поехать в Ион и, возможно, вернется только к ночи. Со вздохом девочка ушла в свою комнату готовить утренние уроки.
Элси чувствовала себя свободной от Артуровых преследований, потому что даже после его освобождения он боялся старшего брата, чтобы открыто сделать что-либо серьезное. Втайне же он замышлял расправу.
Однако положение девочки было далеко не счастливым, терпение ее часто подвергалось испытаниям, потому что миссис Динсмор была чрезмерно сердитой на нее из-за Артура. Всякий раз, когда отца не было поблизости, она обращалась с ней очень нехорошо, что давало повод и остальным членам семьи поступать точно так же. Только ее дедушка и тетя Аделаида оставались, как и обычно, холодными и держались на расстоянии. Отец же, хотя и внимательно следил за тем, чтобы все ее желания и потребности были исполнены, редко обращал на нее внимание, разве только укорял ее за какую-нибудь детскую провинность. Ни одна оплошность Элси не ускользала от его глаз.
— Мне кажется, — однажды сказала Аделаида, когда он выслал Элси из комнаты за какую-то незначительную провинность, — ты ожидаешь, чтобы ребенок был намного совершеннее, чем любой взрослый, и знал все правила поведения и этикета.
— Пожалуйста, Аделаида, — ответил он высокомерно, — я бы хотел воспитывать моего собственного ребенка так, как считаю нужным, без чьего-либо вмешательства.
— Извини меня, — ответила его сестра, — я не намеревалась вмешиваться, но в самом дела, Хорас, я думаю, что ты не представляешь, какой у тебя «орлиный» взгляд на ее проступки. И твой тон просто невыносимый, когда ты обращаешься к ней. Я знаю Элси намного больше, чем ты, и уверена, что ласковое обращение было бы намного полезнее и не наносило бы ей стольких ран.
— Достаточно, Аделаида! — воскликнул ее брат нетерпеливо. — Если бы я был на десять лет младше тебя, тогда бы твои советы были соответствующими и ты бы могла указывать мне. Но в настоящее время, когда я старше, я считаю их просто неуместными.
Он вышел из комнаты взволнованный, а Аделаида проводила его взглядом, подумав: «Как я рада, что ты не имеешь надо мной власти».
Все, что сказала Аделаида, было правдой, но Элси никогда не жаловалась, никогда не обвиняла своего отца, даже в своем сердце. В своем глубоком смирении она думала, что это только лишь потому, что она была «очень непослушной и невнимательной», поэтому Элси постоянно принимала решения «быть очень осторожной и поступать всегда правильно, чтобы папе было приятно, чтобы когда-нибудь он начал меня любить».
Но, увы, эта надежда с каждым днем все слабела и слабела. Его холодное обращение и манера держаться на расстоянии, бесконечные придирки и выговоры еще более усилили присущую ей робость и чувствительность.
Элси стала очень напряженной и редко решалась произнести слово в его присутствии, а он не понимал, что это напряжение и робость были результатом его обращения. Он видел, что она боялась его, и считал, что только из-за страха она ему безупречно послушна, и не имел даже ни малейшего представления, какой сильной любовью к нему наполнено это маленькое сердечко. Бедный ребенок постоянно жаждал его любви и искренно старался каким-нибудь образом ее добиться.