— Можешь ли ты объяснить мне, Элси, почему твоя преподавательница принесла мне такой скверный табель о твоем поведении и успеваемости? Она сказала, что ты была очень ленивой, и табель подтверждает ту же истину, а эта тетрадка представляет собой ужасную грязнулю.
Девочка ответила только слезами и всхлипываниями, которые, казалось, раздражали его.
— Элси, — строго сказал он, — когда я задаю вопрос, то я немедленно требую ответа.
— О, папа! — умоляюще ответила она. — Я не могла учиться. Я очень сожалею, но я постараюсь, очень' постараюсь, только, пожалуйста, не сердись на меня, папа.
— Я сержусь на тебя, очень сержусь, — ответил он тем же суровым тоном, — и серьезно намерен наказать тебя! Ты не могла учиться? Чем это еще можно объяснить? Ты что, болела?
— Я не знаю, сэр, — всхлипнула девочка.
— Ты не знаешь? Очень хорошо, значит, ты не могла быть серьезно больной без того, чтобы не знать этого, и я вижу, что у тебя нет никакого оправдания! Однако я не буду наказывать тебя никак в этот раз, так как вижу, что ты очень сожалеешь и обещаешь заниматься лучше. Но предупреждаю, если я еще раз увижу такой табель, как этот, или услышу жалобы о твоей лени, ты будешь жестоко наказана. Предупреждаю также, что, если твоя тетрадка в следующий раз не будет выглядеть лучше, чем эта, я обязательно накажу тебя. Здесь есть несколько страниц, которые выглядят довольно хорошо, — продолжал он, листая тетрадку, — значит, ты можешь делать как следует, если захочешь. Есть такое старое выражение: «Не можешь, научим, не хочешь — заставим». Ни слова! — воскликнул он, когда Элси попыталась что-то сказать. — Можешь идти! — И, откинувшись в кресле-качалке, он взял газету и стал читать.
Элси все-таки стояла, ее истомившееся сердечко так жаждало хотя бы одного взгляда участия и любви. Ей так хотелось броситься ему в объятия и сказать, как сильно, как ужасно сильно она любит его. Она так жаждала хотя бы мимолетной ласки. Ах! Как же она могла уйти от него без этого? Ведь впервые в жизни она осталась с ним наедине в его комнате, где она никогда раньше не была, но куда она часто приходила в своих радужных мечтах.
Итак, она медлила, трепетала, надеялась, боялась, но неожиданно он посмотрел на нее с тем же холодным недоумением.
— Почему ты стоишь? Я тебе разрешил уйти, иди! С отчаянием Элси повернулась и побрела в свою
комнату, чтобы опять плакать, жаловаться и молиться о том, чтобы когда-нибудь ей иметь ту любовь, о которой она так мечтает. Опять успехами прошедшего месяца она отодвинула внимание своего отца еще на неопределенное расстояние.
Неожиданно ей на ум пришла одна мысль, которая еще больше ее расстроила. Если Артур будет продолжать свои преследования, то как она сможет следующую тетрадку сохранить в надлежащем виде? И если этого не будет, отец сказал очень даже внушительно, что он ее накажет. Ох! Как она сможет перенести наказание от него, когда слово или взгляд неудовольствия наносят ее сердечку такую рану.
Мисс Дэй редко остается в классе во время письменной работы, и иногда старших девочек тоже нет, поэтому у Артура появляется превосходная возможность приводить в исполнение свои нескончаемые выдумки, учитывая, что Элси не имела обыкновения жаловаться. А если бы она и рискнула, то навлекла бы на себя целый ураган негодований, ведь Артур был любимчиком своей матери. Итак, ее неминуемо ожидало наказание, разве только она убедит упрямого мальчишку оставить свои издевательства. Но на это было так мало надежды.
Элси перенесла все свои переживания в молитву своему Небесному Отцу и просила Его помочь ей. Она еще стояла, склонившись, изливая свои молитвы со слезами и всхлипываниями, когда кто-то постучал в дверь. Она встала, открыла дверь и увидела свою тетю Аделаиду.
— Элси, — сказала она, — я пишу письмо мисс Розе, не хотела бы ты написать ей что-нибудь? Ты можешь написать маленькое письмецо, если хочешь, и я пошлю его вместе с моим. Но в чем дело, дитя? — неожиданно воскликнула она, ласково беря девочку за руку.
Обливаясь слезами, Элси поведала ей всю историю, не упустив и папино предупреждение, и свой страх, что она из-за Артура не сможет избежать неминуемого наказания.
Аделаиде стало жалко маленькую девочку, и она прижала к себе маленькое, вздрагивающее тельце и, поцеловав ее, сказала:
— Успокойся, Элси, я буду брать книгу или вязание и каждый день приходить в класс на время, когда вы будете писать. Но почему же ты не рассказала все это своему папе?