При виде вошедшего царя все бывшие в комендантской канцелярии встали, бросили на пол дымившиеся козьи ножки, низко поклонились ему. Атаман Овчинников и полковник Творогов доложили государю, что казённые деньги пересчитаны, а на складах проверяется амуниция, фураж, харч, оружие.
- Чтоб всему списки были сготовлены, - сказал Пугачёв. - Это, Почиталин, твоё дело! С тебя взыск будет. Как перепишешь, мне подашь.
Ваня Почиталин поклонился, Пугачёв велел при нём сызнова пересчитать деньги. "Денежка счёт любит", - сказал он, а когда всё было кончено, мешок с медью и сума с серебром и золотом опечатаны, он приказал всем удалиться, кроме Падурова.
- Запри дверь, - сказал ему Емельян Иваныч.
3
Канцелярия коменданта - большая горница с низким потолком. Обшарканные задами и спинами стены грязны. На некрашеном полу окурки, плевки, мусор, несмываемые брызги чернил. На стене прокопчённая большая карта России, указ Военной коллегии, чертёж пушки и гаубицы. Возле писарского стола на гвозде нитки для сшивания дел, линейка, огромные ножницы. Портрет Екатерины снят с простенка, брошен в угол, на его месте стоят со связанными крест-накрест древками государевы знамёна.
Пугачёв с Падуровым перешли в кабинет коменданта. Здесь уютнее, чище. Пугачёв сел в комендантское кресло за широкий стол. Он ножницами остриг кончик гусиного пера, стал чистить им под ногтями.
- Веришь ли ты в меня, Падуров? Признаёшь ли правое дело моё? неожиданно и как бы между прочим спросил он казака.
- Я присягу вам чинил, ваше величество, - негромко ответил Падуров. Если б в дело ваше не верил, супротив бы вас шёл, а не с вами, как ныне.
- Благодарствую, - проговорил Пугачёв глухо. - А коли веришь, помоги, брат. Ты, вижу, человек здешний, бывалый, вот и в депутатах государственных хаживал...
- Сей знак свидетельствует о моём депутатском звании, коего я не лишён и поныне, - и Падуров показал Пугачёву висевший на груди золотой жетон Большой комиссии.
- Добро, добро! - Пугачёв, наморщив нос, с любопытством рассматривал значок, даже поколупал его ногтем. - А я в таких книжных людях, как ты, нужду имею шибкую, полковник. Служи!
- Усердно благодарю, ваше величество, - откликнулся Падуров. - Готов служить.
- Ну, а чего да чего ты в депутатах делал-то? - спросил Пугачёв, расстёгивая ворот и отдуваясь.
Падуров, не торопясь, начал рассказывать о том, как в 1767 году повелением Екатерины созвана была в Москве Большая комиссия для выработки Нового уложения, то есть основных законов. В Москву съехалось тогда пятьсот шестьдесят четыре депутата. Вот в их-то числе и был депутатом от Оренбургского войска сотник Падуров. Заседания Большой комиссии продолжались целых шестнадцать месяцев. За это время Падуров познакомился со многими депутатами, почасту беседовал с ходоками-крестьянами из разных мест России. Пребывание в Москве, по словам Падурова, пошло ему на большую пользу: увеличились его знания о бесправном положении крепостных крестьян и заводских работных людей, о роли вельмож в стране, а также крупного и мелкопоместного дворянства, о торговом сословии.
- Одним словом, ваше величество, чрез депутатство своё я совсем иным человеком стал. Будто бы с горы высокой посмотрел на жизнь отечества своего... Раньше-то ко всему равнодушен был и никакого любопытства к жизни не имел, жил и жил, как дикий козёл в степу. Опосля того задумываться начал - что, да почему, да нельзя ли, мол, каким-либо способом рабскую жизнь нашу хотя бы на малую толику облегчить.
- Во! - вскинул Пугачёв указательный палец. - Дело балакаешь, полковник, дело!
- А сняли бельма с моих глаз два офицера-депутата - век не забуду их - Козельский да Коробьин. Светлые головы, дай им бог! Они за мужика, ваше величество, стояли, да ведь как! Без трусости, без малодушия. Опричь того много вольных речей и от прочих депутатов наслушался я...
- Ишь ты, ишь ты, - поддакивал Пугачёв, то прищуривая, то открывая правый глаз.
- Матушка Екатерина уж и сама не рада стала, что народ с России собрала да допустила говорить по-людски. А испугавшись, повелела работы Большой комиссии закрыть якобы по причине начавшейся войны с Турцией, вздохнул Падуров.
- Коварница... Ах, коварница... Да ведь я знаю её ухватки-то лисьи, знаю, как она хвостом-то долгим следы горазда заметать.
- Правда ваша, государь. И промеж депутатов оное мнение о матушке втайне разглашалось. И ничего путного из её затеи не вышло: поводила-поводила депутатов за нос да и по домам отправила. Но всё же, я чаю, мозги-то у многих через пребывание в Москве проветрились. А сие, государь, России на большую пользу.
Пугачёв молчал, присматривался к темноусому статному Падурову, как бы взвешивая: хитрит казак или и впрямь душу открыл настежь. "Нет, кажись, нашего поля ягода", - подумал Пугачёв и молвил:
- Я окраину эту оренбургскую не больно явственно знаю, не бывывал здеся. И выходит шибко пакостно: замест того, чтобы армию свою вести, плетусь туда, куда ведут меня. А гоже ли это, подумай-ка, полковник?
- Сие дело поправимое, ваше величество. Дозвольте... - Он заглянул в один шкаф, в другой шкаф, порылся на полках, вытащил кучу чертежей и, найдя нужную карту, раскинул её перед Пугачёвым.
- Вот план расположения сторожевых линий всего Оренбургского края.
Глаза Пугачёва пытливо насторожились. Он с напряжением принялся слушать казака, вникая в каждое его слово.
- Вот это город Оренбург с крепостью.
- Где? - Пугачёв, посапывая, уткнулся в план.
- А вот! - указал карандашом Падуров. - Извольте видеть... На запад от Оренбурга идёт самарская линия укреплений до самой Самары.
- Где Самара?
- Вот Самара. От неё идут крепости Борская, Бузулукская, Сорочинская, Чернореченская и другие вплоть до Оренбурга.
Пугачёв долго рассматривал местоположение этих "фортеций". Падуров далее стал указывать на линию крепостей к югу от Оренбурга, через Яицкий городок до Гурьева у Каспийского моря, и к западу - до крепости Орской.
- Всего тогда было выстроено, государь, сто четырнадцать укреплений.
- Скажи на милость, сколь много... Сто четырнадцать! - воскликнул, подняв брови, Пугачёв. - А вот ответь мне, кто оные крепости строил, когда и по какой нужде? Я чаю, уж не Пётр ли Великий, дедушка мой, спроворил?