Маршал Чжан Цзо-лин затеял войну с «красным генералом» У Пей-фу.
И русский генерал Нечаев предложил Чжан Цзо-лину услуги, которые были приняты, так как китайскому маршалу не было жаль русских голов, за каждую из которых приходилось платить так мало юаней. Отряд генерала Нечаева позвал в свои ряды всех бывших военных, посулив казенное обмундирование, офицерское звание и плату в серебряных юанях. В Чифу ринулись многие русские эмигранты, в числе которых были не только уже нюхавшие порох белые офицеры, но и выросшая в эмиграции молодежь. Эти ландскнехты готовы были верой и правдой служить на чужой земле, лишь бы вырваться из тисков безработицы. И то, что некоторые из них потом бесславно сложили свои головы в эту чужую землю, не опечалило ни маршала Чжан Цзо-лина, ни генерала Нечаева.
В гимназии методистов учащимся, а заодно и их родителям, старались внушить, что американский образ жизни является самым идеальным и правильным, особенно если им руководит методистская церковь. Мистер Дженкинс старался вдолбить русским мальчикам и девочкам послушание методистским пастырям, миссис Дженкинс ежедневно добросовестно барабанила по клавишам пианино веселенькие мотивчики песнопений, но видимых результатов было мало — никто вне школы не посещал методистские богослужения, чтобы проникнуться благодатью, никто не стал послушным сыном методистской церкви. А пастор Ясиницкий все допытывался — кто вырывает листы из книжек песнопений, тем самым мешая общению в молитвах учащихся со своими духовными пастырями.
Поговаривали, что с будущего нового учебного года методисты закроют гимназию, так как высшее руководство недовольно скудными результатами просветительской деятельности мистера Дженкинса и пастора Ясиницкого, не сумевших обратить в лоно методистской церкви новых сыновей и дочерей. С китайскими детьми все было значительно проще, чем с непокорными русскими.
В старших классах большинство ребят носило значки крестоносцев или мушкетеров. В необъятных клешах и апашках в школу приходить не разрешалось, но носить значки не возбранялось — мистер Дженкинс не вмешивался в дела русской эмиграции. А католический крестик ордена крестоносцев даже импонировал ему.
Возникновение новых молодежных организаций сильно подвело скаутов. Ребята старших возрастов уходили к мушкетерам и крестоносцам и только малыши оставались верными организации сэра Роберта Баден Пауля. Не уходил пока от скаутов и Леонид — мать еще кое-как соглашалась с тем, что он ходит на сборы этой детской, как представляла она себе, организации. Уж лучше быть у скаутов, чем в этих явно черносотенных организациях, действия которых ее страшно возмущали. Скауты, по ее понятиям, были вне политики и Леня, находясь в их рядах, сохранял старые семейные традиции — был далек от всяких политических влияний.
Панихиды были в эмигрантском Харбине явлением постоянным и весьма существенным — на панихидах собирались все эмигрантские организации и каждая панихида являлась как бы смотром эмигрантских сил.
Эмигрантские газеты широко оповещали, что такого-то числа в соборе состоится торжественная панихида, на которую приглашаются все эмигрантские организации. Панихиды служили по «убиенному государю императору и его августейшей семье», по адмиралу Колчаку, казачьим атаманам, по всем тем, на кого возлагались большие надежды в годы гражданской войны и чья гибель явилась, по мнению столпов эмиграции, одной из причин нахождения в изгнании.
В дни панихид все эмигрантские организации собирались в ограде собора. Казаки были, преимущественно, в форме забайкальцев — брюки с желтыми лампасами и фуражки с желтым околышем, офицеры общевойскового союза были в кителях с погонами и орденами, крестоносцы, мушкетеры и скауты дополняли красочную картину. Все строем заходили в собор и становились в шеренги. Впереди были с траурными повязками, духовенство в темных ризах.
Панихиды служились торжественно, хор пел проникновенно и вся обстановка настраивала на ощущение огромной скорби. Быть может это была скорбь о несбывшихся чаяниях, о крушении налаженной многими поколениями жизни, о потере состояний и имений у некоторых молящихся. А быть может кое у кого это была скорбь по оставленной Родине, позднее раскаяние в совершенных ошибках, особенно обострявшееся в такие минуты осознание безвыходности и бесперспективности положения.