— Такъ стало быть трудъ обогащаетъ? спросилъ Эмиль, слушавшій меня съ большимъ вниманіемъ.
— Не всегда, отвѣчалъ я ему; но по крайней мѣрѣ онъ обогащаетъ тѣ народы, которые умѣютъ быть справедливыми.
V
Писарскій почеркъ
Эмиль начинаетъ порядочно писать. Я не думаю, однако, чтобы онъ когда нибудь научился выводить буквы по всѣмъ правиламъ искуства.
Въ былыя времена почеркъ составлялъ такъ сказать, одну изъ особенностей свойственныхъ личности. Дурной или хорошій, онъ выражалъ собою ту или другую характеристичную черту. А потому и находились физіономисты почерка, которые по строкамъ, написаннымъ рукою незнакомаго имъ человѣка, брались разгадывать его нравственныя свойства. А почему бы и нѣтъ? Во все что мы дѣлаемъ, мы вносимъ свойственный намъ характеръ. Я не вижу ничего невозможнаго и неправдоподобнаго въ томъ предположеніи, что почеркъ, — эти тонкія черты, которыми мы заносамъ на бумагу наши мысли и чувства, — представляетъ отпечатокъ нашего Я. Многіе люди. автографы которыхъ у насъ сохранились, нѣсколько разъ въ теченіе своей жизни мѣняли свой способъ выводить буквы. Эти измѣненія, въ которыхъ, можно поручиться, они сами не отдавали себѣ отчета, должны были имѣть соотношеніе къ извѣстнымъ перемѣнамъ, происходившимъ въ ихъ умѣ. Замѣчено, что въ ту пору ихъ жизни, когда они всего болѣе были самими собою, и почеркъ ихъ носилъ отпечатокъ наибольшей оригинальности.
Въ настоящее время изобрѣтены методы каллиграфія, которые безспорно имѣютъ то достоинство, что исправляютъ почеркъ; но какъ скоро эти методы получатъ болѣе широкое распространеніе, различіе въ почеркахъ изчезнетъ. Въ нашъ вѣкъ желѣзныхъ дорогъ и стальныхъ перьевъ мы всѣ стремимся къ единообразію.
Бѣда была бы еще не велика, если бы это искуственное стремленіе ограничивалось знаками, служащими для выраженія мысли, но нѣтъ, — оно распространяется и на самую мысль.
На что другое, а на недостатокъ свѣдѣній намъ пожаловаться грѣшно. Благодаря изобрѣтеній различныхъ упрощенныхъ методовъ, элементы науки, литературы и искуствъ сдѣлались доступны почти для всѣхъ. Мы то и дѣло слышимъ толки о распространеніи знаній и это фактъ, величавое значеніе котораго я и не думаю отрицать. Но, при всемъ томъ, я спрашиваю себя, произошло ли наше столѣтіе возвышенностью своихъ понятій умы XVlII-го столѣтія? Можемъ ли мы похвалиться большею нравственностью, большею энергіею иниціативы, большимъ изобиліемъ рѣзко очерченныхъ характеровъ, выдѣляющихся на темномъ фонѣ безразличной общественной массы, — большимъ богатствомъ самобытныхъ произведеній. Уровень умственнаго развитія въ обществѣ расширяется съ каждымъ днемъ, но повысился ли онъ — это еще вопросъ.
Увы! я оглядываюсь вокругъ себя и меня поражаетъ вторженіе посредственности, охватывающей насъ со всѣхъ сторонъ. Намъ твердятъ, что въ наши дни умъ и талантъ встрѣчаются на каждомъ шагу. Вѣрнѣе было бы выразиться, что каждый обладаетъ умомъ и талантами другихъ. Нашъ вѣкъ, надо отдать ему справедливость, изобрелъ довольно замысловатый способъ умножать машины и автоматовъ мысли. Ловкость замѣнила въ искуствахъ геній и волю; въ литературѣ ремесленный навыкъ заглушилъ вдохновеніе, въ практической дѣловой жизни интрига заняла мѣсто дѣйствительныхъ заслугъ Мы скользимъ по плоской, избитой дорогѣ на встрѣчу повсемѣстному обезсиленію и полному исчезновенію всякаго превосходства ума и характера. О человѣкъ! довольствуйся впредь тѣмъ, что ты не хуже я не лучше перваго встрѣчнаго и не смѣй стремиться ни къ чему иному.
Это состояніе умовъ, безъ сомнѣнія, обусловливается многоразличными причинами, о которыхъ я не стану распространяться: всѣмъ строемъ французской жизни при второй имперіи, отсутствіемъ политической свободы, постоянно возрастающей преданностью исключительно однимъ матеріальнымъ интересамъ. Но, при всемъ томъ, несправедливо было бы упускать изъ виду еще одну причину: воспитаніе, въ томъ видѣ, въ какомъ его прилагаютъ въ наши дни, не столько задается задачею уяснять себѣ и развивать способности дѣтей, сколько старается скрывать слабыя ихъ стороны съ помощью извѣстныхъ сподручныхъ, и, такъ сказать, механическихъ пріемовъ. Указываютъ ли дѣтямъ на счастье быть полезными какъ на цѣль всѣхъ ихъ усилій? Ничуть не бывало: отъ нихъ только требуютъ, чтобы они умѣли выдти въ люди. Естьли какая нибудь возможность ожидать, чтобы природное влеченіе проявлялось рѣзко и сильно, чтобы природныя дарованія развивались упражненіемъ и трудомъ, когда юношамъ напередъ указываютъ на ловкость и на подчиненіе извѣстнымъ условнымъ требованьямъ, какъ на самое вѣрное средство добиться успѣха?