Агнес хотела было резко ответить, но вдруг почувствовала, что воздух вокруг нее пришел в движение. А, впрочем, нет, не воздух – платье ее оставалось неподвижным. Это было что-то другое. Не только вокруг нее, но и в ней самой.
Она застыла, словно забыв о том, как дышать, и вдруг целый взрыв новых, незнакомых ощущений обрушился на нее. Словно все, что казалось ей непонятным, вдруг прояснилось. Она почувствовала неимоверное облегчение и, сама того не ожидая, разразилась хохотом:
- Ну конечно! Конечно, я ведьма! Столько лет я думала, что притворяюсь ведьмой, а ведь я ею и была, господи. Как же я раньше не догадалась! Я ведьма, и я желаю отправиться на Оркнейские острова!
Сmарик странно булькнул, словно захлебнулся смехом, и резко замолчал.
- Я знал, - задумчиво пробормотал он, – я знал, что те, у кого есть дар, рано или поздно волей судьбы оказываются здесь.
Агнес прислушивалась к своим ощущениям. Она словно истончалась, растворялась. Чтобы снова увидеть старика, ей пришлось сосредоточиться изо всех сил:
- Кто вы?
Старик окинул ее ясным взглядом, и краешком исчезающего сознания она успела подметить, что он вовсе не глубокий старик, что глаза его молоды и лучисты, да и сам он словно стал выше, осанистей.
- Да это не важно, – улыбнулся он, – но при следующей встрече ты можешь называть меня Джеффри.
В этот момент блеснули первые молнии. Агнес закрутилась, поднялась над землей и почувствовала, будто она растворяется в утреннем влажном тумане.
И уже в следующий миг она поняла, что сидит на каменной мостовой незнакомого ей города.
Город просыпался. Прохожие замедляли шаг, с удивлением останавливась возле Агнес, появившейся неизвестно откуда, и пока она все еще пребывала в эйфории от осознания произошедших с ней перемен, вокруг нее собралась приличная толпа. Несколько минут они молча и насупленно разглядывали ее. Здесь были старики, дети, подростки – давненько Агнес не видела такой разношерстной компании. Наконец румяная толстушка выступила вперед и, подбоченившись, прикрикнула:
- Ты что же это, ведьма?
- Ведьма! – счастливо улыбнулась Агнес.
- Глядите-ка, она еще и улыбается, – толстушка обернулась и народ загудел.
-Ведьма, ведьма! – побежало, полетело из уст в уста, - зовите стражу!
- А с каких это пор Черный герцог решил, что можно вот так вот запросто закидывать к нам ведьм в пасхальное перемирие? А? Совсем он из ума выжил?
- Да что с ней разговаривать! Тащите ее к старшинам!
- За решетку ее, пока не натворила в городе дел, как герцоговы демоны по осени!
Агнес хотела было встать, но сзади ее будто в тиски зажали.
- Руки за спину! – что-то холодное и острое ткнуло ее меж лопаток.
Агнес отвела руки и услышала, как волной разбежался вдаль шумный выдох:
- На ней кастомайзер! Глядите!
- Быть не может! Кто это? Откуда?
И другие голоса, железные, уверенные:
- Расступитесь, идите, куда шли, без вас разберутся!
Ничего непонимающую, расстерянную Агнес повели куда-то по узкой улице. Она отрешенно смотрела на босоногих чумазых мальчишек, бежавших в опасной близости от суровых стражников, и желающих лично убедиться в том, что поймали необычную ведьму. Отсутствие кастомайзеров, сопливые мордашки детей, рябые, сутулые, худые, хромые, пузатые жители города настолько поразили ее, что она совершенно не думала о том, что ее жизнь в опасности. В той Англии, в которой она жила и исполняла роль ведьмы, люди хоть и позабыли о роли кастомайзеров, но все же покорно носили их, называя «неснимаемыми» и относились к ним примерно так, как коровы относятся к колокольчикам на шее. В той Англии она чувствовала себя одной из немногих трезвомыслящих среди «заблудших душ». Здесь же все было иначе. Отныне все было настоящим, а она была истинной ведьмой, не разобравшейся правда еще в тонкостях ведьмовского дела.
Агнес вывели на площадь, а затем, посовещавшись, подтолкнули к низкому строению и приказали спуститься по ступеням вниз.
- Герцог тебя послал, или ты с неба свалилась, – сказал ей один из сопровождавших ее стражников, - это не нашего ума дело. Мы доложим о тебе старейшинам, и тебя вызовут. А пока располагайся со всеми удобствами. - Он загоготал и толкнул ее в темную конуру, в которой кроме кучи соломы не было ничего.