— Дайте мне посмотреть на нее, — сказала она.
Младенец лежал, корчась, на потном животе Эммы, ее крохотное тельце было покрыто кровью и каким-то порошком, ручки и ножки болтались в воздухе. Девочка негодующе, сердито кричала.
— Не волнуйся, — сказала Эмма, хватая крошечный пальчик на ножке. — Твой папочка защитит тебя своим сорок пятым.
— Очень смешно, — произнес измученный голос рядом с ней, и Стивен сел на край кровати. Лицо его было мертвенно-бледным в сумрачном свете дождливого рассвета.
— Как ее зовут? — вскоре спрашивал он, разглядывая дочку. — Лили или Каролина?
— И то и другое, — ответила Эмма.
Пять дней спустя Лили Каролина Фэрфакс была официально крещена и в ее честь был устроен прием.
Январь перешел в февраль. Эмма постоянно думала о своих сестрах. Четырнадцатого февраля пришло письмо из Витнивилла от Большого Джона Ленагана. В свое письмо он вложил голубой конверт, адресованный шерифу Вудриджу, пояснив, что этот конверт Мануэла нашла в комнате Джоэллен. Он просил прощения за поведение своей дочери и писал, что отослал его, как только экономка нашла его, всего несколько дней назад. Прощаясь, он посылал наилучшие пожелания от себя и Хлои.
С сильно бьющимся сердцем дрожащими пальцами Эмма раскрыла конверт. Она сидела в роскошных апартаментах, которые теперь занимали они со Стивеном. Дочка спокойно спала в колыбели у ног Эммы.
Эмма вытащила единственный листок из конверта и развернула его. «Дорогой шериф», — начиналось послание, и, прежде чем посмотреть на подпись в конце, она знала, что оно от Лили. В письме говорилось, что Лили разыскивает своих сестер, мисс Эмму и мисс Каролину Чалмерс.
Слезы струились по лицу Эммы, она прижимала письмо к губам, потом опустила на колени. Лили. Она жила в Спокане, когда писала это письмо — Спокане! Эмма была там, в этом самом месте, и не знала, что сестра рядом.
Примерно через час в комнату вошел Стивен и застал Эмму кормящей дочку и перечитывавшей письмо, наверное, в двадцатый раз.
— Лили, — сказала она, протягивая письмо, чтобы показать, что говорит о своей сестре, а не об их малютке. — Стивен, я нашла ее. Она живет или жила в Спокане. Она упоминает человека по имени Руперт Соммерс.
Нежно улыбаясь, Стивен поцеловал Эмму в губы, потом ее обнаженную грудь и покрытую пушком макушку дочери.
— Я сейчас же отправлю телеграмму, — сказал он и вышел.
Когда накормленное дитя снова уснуло, Эмма стала в ожидании ходить по гостиной. В окно она увидела возвращающегося Стивена и по его поникшим плечам поняла, что он не получил никаких известий.
— Придется подождать ответ, Эмма, — нежно сказал он, крепко обнимая и успокаивая ее.
— Не могу ждать, — прошептала она, но Стивен сел в то же кресло, в котором она кормила маленькую Лили, и привлек жену на колени.
— И я не могу, — ответил он, проворными пальцами расстегивая платье, которое она только что застегнула. — Еще нельзя?
Эмма ласково усмехнулась, потому что даже в самые напряженные моменты она могла находить успокоение в ласках Стивена.
— Можно, — ответила она и закрыла в экстазе глаза, когда он взял в рот ее сосок, посасывая грудь, которой только что была накормлена их дочь.
Первые несколько дней в Чикаго разочаровали и измотали Эмму. Района, где она жила с Кэтлин и сестрами, уже не было. Там стояли шикарные загородные дома. Попытка отыскать поверенного матери не увенчалась успехом.
Она стала приходить к нарядному дому Кэтлин, сейчас запертому, и звонить в дверь. Никто не открывал, но Эмма была настойчивой. Они со Стивеном заходили к соседям. Те либо не отвечали на звонки, либо говорили, что не знали Кэтлин.
Однажды, когда Стивен встречался с деловыми партнерами, Эмма оставила Лили с няней-шотландкой и поехала в экипаже к дому Кэтлин. Она не могла бы объяснить, что заставило ее поехать туда.
Добравшись до дома, она снова позвонила. На этот раз дверь открыла поденщица с туго стянутыми в пучок волосами, в потрепанном ситцевом платье.
— Да? — спросила она.
— Меня зовут Эмма Фэрфакс, — быстро проговорила Эмма, обрадовавшись, что нашла в доме хоть кого-то. — Кэтлин Харрингтон была моей матерью.
Поденщица кивнула, окидывая лицо и нарядное платье Эммы оценивающим взглядом.
— Рыженькая, — сказала она. — Ну, вы можете и войти, — добавила она через секунду. — Здесь не на что смотреть, так как приехали родственники мистера Харрингтона и забрали почти все вещи, но, пожалуйста, пройдите.
Эмма вошла в дом.
— Можете вы рассказать мне о миссис Харрингтон? — с волнением попросила она. — После нее не осталось никаких писем или бумаг?
— Как, я уже сказала, — ответила женщина, — Харрингтоны забрали почти все, кроме пианино. Я не могу ничего рассказать вам о ней, кроме того, что она очень хотела найти вас и все исправить.
Эмма прошла в комнату и села за пианино. Глаза жгли невыплаканные слезы. Она пробежала пальцами по клавишам, сначала неловко, потом с большей уверенностью, по мере того как вспоминалась знакомая мелодия.
Эмма запела:
Слова еще не замерли, когда в комнату ворвался сквозняк. Сердце Эммы замерло от звука или предчувствия, она не поняла сама.
Эмма подняла голову и увидела красивую женщину со светлыми волосами и огромными карими глазами; она стояла в дверях и потрясенно смотрела на нее.
Пальцы Эммы застыли над клавишами.
— Лили, — прошептала она.