Мы с Элизой поглядели друг на друга, и я поняла, что история падения мисс Фицгиббон известна ей во всех подробностях. Итак, то был ультиматум мисс Уилкокс, предъявленный нам с мистером Эллином: пока ей не уплатят, она конфискует гардероб наследницы в порядке возмещения законной платы.
— Это платья мисс Дианы Грин, — шепнула мне Элиза.
Вид моей юной гостьи, тоскливо перебирающей содержимое сундучка в тщетной надежде найти хоть что-нибудь свое среди ветоши, принадлежавшей ее соученице, привел меня в еще большую растерянность. Бесплодные поиски обнаружили лишь малую толику вещей первой необходимости, куда, среди прочего, входила ночная рубашка с длинной прорехой, видимо, образовавшейся от резкого движения во время шалостей. Как и прочие вещи, она была велика Матильде, но мала Диане.
Я взяла девочку за руку и увела из комнаты.
— Мы посоветуемся с мистером Эллином. Произошла какая-то ошибка. Мистер Эллин все уладит, вот увидишь, — заверила ее я.
Признаюсь, что кривила душой, ибо плохо представляла себе, каким образом мистер Эллин может поправить дело. Но Матильда верила в него больше моего: нахмуренное личико разгладилось, тень горя сбежала с него.
Я свела ее вниз и вновь усадила у огня — скоротать несколько минут до обеда, который в моем доме подавали рано.
Держа на коленях книгу с гравюрами, она пристально смотрела в огонь, отрываясь лишь для того, чтобы перевернуть очередную страницу, на которой даже не останавливалась взглядом. И все же обед прошел в более непринужденной обстановке, чем можно было ожидать от двух собеседниц, имевших крайне ограниченный выбор тем. Она уже запомнила имена моих горничных — Джейн и Элизы, и моего садовника — Ларри; мне удалось завести разговор и о третьей служанке — старушке Энни, которая после многолетней верной службе нашей семье удалилась на покой и жила у меня, имея в своем распоряжении маленькую гостиную и спальню. Как и моя мать, Энни родилась в далеком Корнуолле и была одной из немногих живых носительниц корнуоллского языка. Слыхала ли Матильда, что в давние времена в Корнуолле был свой собственный язык, который нынче исчез, вытесненный английским?
Нет, Матильда никогда не слыхала ни о затонувшей сказочной земле Лионесс,[1] ни о забытом языке Корнуолла. Я назвала несколько слов, которым выучилась в детстве от Энни, а там уж от «quilquin» — лягушки мы, естественно, перешли к моему саду, в котором сейчас нечем было полюбоваться, кроме омелы, гаултерии,[2] пятнистого лавра и алых ягод остролиста.
— Но пройдет немного времени, и мы будем радоваться золотым аконитам, «светлым девам февраля», гиацинтам, крокусам, фиалкам и примулам, — пообещала я.
Она устремила на меня озадаченный взгляд:
— Светлым девам февраля?
— Так называют подснежники, — пояснила я и прибавила, поддавшись безотчетному порыву:
— А ты тоже светлая дева февраля? Я имею в виду, детка, не приходится ли твой день рождения на февраль? Тебе, наверное, скоро, десять?
Она заколебалась, словно не зная, вправе ли ответить на мой вопрос, и наконец вымолвила:
— Одиннадцатого февраля мне исполнится десять. Но я же не светлая: волосы у меня каштановые, глаза карие.
— Это не в счет. Даже если бы у тебя волосы были черные как вороново крыло, раз ты родилась в феврале, ты все равно его «светлая дева».
По ее лицу скользнуло слабое подобие улыбки, и я порадовалась про себя, что вовремя сдержалась и не сказала того, что просилось на язык: «А я видела тебя, когда ты и впрямь была беленькая, как подснежник». Было бы жестоко напоминать ей, что всего лишь в минувшее воскресенье она блистала в церкви разодетая в белые меха, тогда как сейчас у нее только и было, что перепачканное чернилами платьице, да обноски Дианы, которая даже не была ее подругой.
Пока мы доедали обед, мои мысли неотвязно вертелись вокруг ее злополучного гардероба, превратившегося в неразрешимую задачу. Само собой разумеется, невозможно было, не вступая в недопустимые препирательства, получить у мисс Уилкокс одежду девочки, но точно так же невозможно было требовать, чтобы она, бедняжка, превратилась в Диану Грин. Да и как знать, не могло ли такое переоблачение ввергнуть ее вновь в тот странный ступор, который дважды находил на нее в школе? С другой стороны, не одевать же мне с ног до головы девочку, которую могут у меня забрать в любую минуту, лишь только объявится ее исчезнувший куда-то отец или какой-нибудь другой родственник, имеющий на нее права? В конце концов, решила я, спрошу-ка я совета у Элизы и Джейн — на их природный ум, я знала, можно положиться.