Выбрать главу

— Почему?

— Культурный шок. В человеческой мифологии считается, что тот, кто становится вампиром, теряет душу. Это ерунда. Все равно что сказать, будто лодка теряет душу, когда на нее ставят мотор. Ты ничего не потерял. Ты только приобрел. Но приобрел так много, что все известное тебе прежде ужалось до полного ничтожества. Отсюда и чувство потери.

Я сел на диван, где совсем недавно лежал труп человека в маске. Мне, наверно, было бы жутко сидеть на этом месте, но холодному тяжелому шару у меня внутри было все равно.

— У меня нет чувства потери, - сказал я. - У меня даже нет чувства, что я - это я.

— Правильно, - ответил Митра. - Ты теперь другой. То, что тебе кажется ядром - это язык. Раньше он жил в Браме. Теперь он живет в тебе.

— Помню, - сказал я, - Брама говорил, что его язык перейдет в меня…

— Только не думай, пожалуйста, что это язык Брамы. Это Брама был телом языка, а не наоборот.

— А чей тогда это язык?

— Нельзя говорить, что он чей-то. Он свой собственный. Личность вампира делится на голову и язык. Голова - это человеческий аспект вампира.

Социальная личность со всем своим багажом и барахлом. А язык - это второй центр личности, главный. Он и делает тебя вампиром.

— А что это такое - язык?

— Другое живое существо. Высшей природы. Язык бессмертен и переходит от одного вампира к другому - вернее, пересаживается с одного человека на другого, как всадник. Но он способен существовать только в симбиозе с телом человеком. Вот, гляди!

Митра указал на картину с конным Наполеоном. Наполеон был похож на пингвина, и при желании можно было увидеть на картине цирковой номер: пингвин едет на лошади во время фейерверка…

— Я чувствую язык не телом, - сказал я, - а как-то иначе.

— Все правильно. Фокус в том, что сознание языка сливается с сознанием человека, в котором он селится. Я сравнил вампира со всадником, но более точное сравнение - это кентавр. Некоторые говорят, что язык подчиняет себе человеческий ум. Но правильнее считать, что язык поднимает ум человека до собственной высоты.

— Высота? - переспросил я. - У меня наоборот чувство, что я провалился в какую-то яму. Если это высота, почему мне теперь так… так темно?

Митра хмыкнул.

— Темно бывает и под землей, и высоко в небе. Я знаю, каково тебе сейчас. Это трудный период и для тебя, и для языка. Можно считать, второе рождение. Для тебя в переносном смысле, а для языка - в самом прямом. Для него это новая инкарнация, поскольку вся человеческая память и опыт, накопленные вампиром, исчезают, когда язык переходит в новое тело. Ты чистый лист бумаги. Новорожденный вампир, который должен учиться, учиться и учиться.

— Учиться чему?

— Тебе предстоит за короткое время стать высококультурной и утонченной личностью. Значительно превосходящей по интеллектуальным и физическим возможностям большинство людей.

— А как я смогу этого достичь за короткое время? - спросил я.

— У нас особые методики, очень эффективные и быстрые. Но самому главному тебя научит язык. Ты перестанешь ощущать его как что-то чужеродное.

Вы сольетесь в одно целое.

— Язык что, выедает какую-то часть мозга?

— Нет, - сказал Митра. - Он замещает миндалины и входит в контакт с префронтальным кортексом. Фактически к твоему мозгу добавляется дополнительный.

— А я останусь собой?

— В каком смысле?

— Ну, вдруг это буду уже не я?

— В любом случае, ты завтрашний будешь уже не ты сегодняшний. А послезавтра - тем более. Если чему-то все равно суждено случиться, пусть оно произойдет с пользой. Разве не так?

Я встал с дивана и сделал несколько шагов по комнате. Каждый шаг давался с трудом, и это мешало думать. Я чувствовал, что Митра немного передергивает в разговоре - или, может быть, просто насмехается надо мной.

Но в нынешнем состоянии я не мог с ним спорить.

— Что мне теперь делать? - спросил я. - Возвращаться домой?

Митра отрицательно покачал головой.

— Ни в коем случае. Теперь ты будешь жить в этой квартире. Личные вещи покойного уже увезли. Все оставшееся - твое наследство. Занимайся.

— Чем?

— К тебе будут ходить учителя. Привыкай к своему новому качеству. И к новому имени.

— Какому новому имени?

Митра взял меня за плечо и развернул лицом к зеркальному шкафу.

Выглядел я страшно. Митра указал пальцем мне на лоб. Я увидел там рассохшуюся коричневую надпись и вспомнил, как перед смертью Брама написал что-то кровью у меня на лбу.

— А-М-А-Т, - прочел я по буквам, - нет, А-М-А-Ч…

— Рама, - поправил Митра. - Вампиры носят имена богов, таков древний обычай. Но все боги разные. Подумай над смыслом своего имени. Это лампа, которая будет освещать тебе дорогу.

Он замолчал - видимо, ожидая вопроса. Но вопросов у меня не было.

— Это так принято говорить - про лампу, - пояснил Митра. - Тоже традиция. Но если честно, ты и без лампы не заблудишься. Потому что дорога у вампиров одна. И гулять по ней можно только в одну сторону, хоть с лампой, хоть без.

И он засмеялся.

— Теперь мне пора, - сказал он. - Встретимся во время великого грехопадения.

Я решил, что Митра шутит.

— Что это такое?

— Это нечто вроде экзамена на право быть вампиром.

— У меня неважно с экзаменами, - сказал я. - Я их проваливаю.

— Никогда не вини себя в том, в чем можно обвинить систему. Ты написал очень хорошее сочинение, искреннее и свежее. Оно даже свидетельствует о твоем литературном таланте. Просто на вершине Фудзи ждали других улиток.

— Ты меня укусил? - догадался я.

Он кивнул, сунул руку в карман и вынул узкую, с сигарету размером стеклянную трубку, закрытую с обеих сторон пластмассовыми втулками. В ней было несколько капель крови.

— Эта твое личное дело. С ним ознакомятся и другие. Наши старшие.

И он выразительно посмотрел куда-то вверх.

— Теперь о бытовых проблемах. В секретере деньги, которые могут тебе понадобиться. Еду тебе будут приносить из ресторана внизу. Домработница будет убирать здесь два раза в неделю. Если что-то нужно, купи.

— Куда я пойду с такой рожей? - спросил я и кивнул на свое отражение.

— Это скоро пройдет. А я распоряжусь, чтобы тебе привезли все необходимое. Одежду и обувь.

— Сказать размер?

— Не надо, - ответил он и цокнул языком. - Я знаю.

ЭНЛИЛЬ

В детстве мне часто хотелось чудесного. Наверно, я бы не отказался стать летающим тибетским йогом, как Миларепа, или учеником колдуна, как Карлос Кастанеда и Гарри Поттер. Я согласился бы и на судьбу попроще: стать героем космоса, открыть новую планету или написать один из тех великих романов, которые сотрясают человеческое сердце, заставляя критиков скрипеть зубами и кидаться калом со дна своих ям.

Но стать вампиром… Сосать кровь…

Ночью меня мучили кошмары. Я видел своих знакомых -они оплакивали мою беду и извинялись, что не смогли мне помочь. Ближе к утру мне приснилась мать. Она была грустной и ласковой - такой я давно не помнил ее в жизни.

Прижимая к глазам платок с гербом баронов фон Шторквинкель, она шептала:

— Ромочка, моя душа стерегла твой сон над твоей кроваткой. Но ты приклеил меня к стене клеем "момент", и я ничем не смогла тебе помочь!

Я не знал, что ответить - но на помощь пришел язык, который внимательно смотрел эти сны вместе со мной (для него, похоже, не было особой разницы между сном и явью):

— Извините, но вы не его мама, - сказал он моим голосом. - Его мама сказала бы, что он этот клей нюхает.

После этого я проснулся.

Я лежал в огромной кровати под расшитым коричнево-золотым балдахином.

Такая же коричнево-золотая штора плотно закрывала окно; обстановка была, что называется, готичной. На тумбе рядом с кроватью стоял черный эбонитовый телефон, стилизованный под пятидесятые годы прошлого века.

Я встал и поплелся в ванну.

Увидев себя в зеркале, я отшатнулся. Половину моего лица занимали черно-лиловые синяки вокруг глаз, какие бывают при сотрясении мозга. Вчера их не было. Они выглядели жутко. Но все остальное было не так уж плохо.