Альбер сначала закатил глаза и только после этого шумно и нарочито театрально вздохнул. Театральничать было не перед кем, не перед проводником же? Но как же хотелось!
–Тебе что, ещё денег дать? – поинтересовался полевик, прекрасно осведомлённый что в некоторых странах проводники безбожно и беспощадно пугают туристов по пути, вытягивая из них хитростью и манипуляцией дополнительный заработок.
–Оставьте деньги себе, мистер! – Ксантос, однако, весьма напугал Альбера. Альбер приблизился к замершему проводнику и проследил, куда тот смотрит.
Он смотрел чуть выше себя, смотрел напряжённо.
На тонкую красноватую дымку, вившуюся над ними шагах в сорока.
–И что я должен увидеть? Иллюстрацию парфюма? – раздражился Альбер, – что это такое?
Он знал, что в жарких местах «парит» песок и асфальт и предположил, что дымка это что-то такое же, похожее, потому что ничего не происходило, никакого пожара не было и вообще ничего не было. Песок долины под ногами, буйная растительность, которой положено бы радовать глаз, но как-то не очень радостно от беспощадно пролитого солнца на неё смотреть, рвущий мирность низины горный хребет на горизонте…
–Смерть, – нервно сказал Ксантос, – надо назад.
Альбер фыркнул. Что такого в дымке он так и не понимал. Ну вьется да и вьется. Чего уж…
–Ага, развернулся и назад! – скривился Альбер и переступил вперёд, опережая теперь своего проводника.
–Мистер, не надо! – Ксантос тотчас схватился за его руку и, на всякий случай, за светлую накидку, без которой под этим солнцем было бесполезно идти так долго. – Мистер, вернитесь назад! Там смерть! Смерть!
–Ну хорошо, – смягчился Альбер, – какая смерть по-твоему там есть?
Он чувствовал ироническое любопытство. Он уже всё понял: местное суеверие какого-то рода, из числа, конечно, тех, что не оправдываются в девяти с половиной случаях из десяти!
Но Ксантос относился очень серьёзно, и даже у Альбера на миг похолодело где-то в груди от ответа, от голоса, явившегося этот ответ – почтительного и прошитого белыми нитками ужаса:
–Эмпуса, мистер!
Альбер хмыкнул, затем осёкся. Он не знал что такое «эмпуса» и с чем это едят. Он ехал сюда, чтобы разыскивать следы горгон и химер, циклопов и гидр, чего-то, что интересовало бы «Центр»!
–Не ходите, не ходите! – Ксантос был готов расплакаться от ужаса. Он всё не отпускал рукав и руку Альбера, тянул на себя, настоятельно тянул.
–Ну ладно-ладно! – раздражённо отмахнулся Альбер, – пойдём назад, истеричка ты чёртова!
Альбер был зол. Он твёрдо решил, что сейчас же, как только перестанет виднеться дымок, он откажется от услуг Ксантоса и вернётся сам. Не для того он проделал весь этот путь под жарой, чтобы…
Ксантос не успел облегчённо вздохнуть и попятиться с полной надеждой назад – в воздухе что-то хлопнуло. Негромко, вроде бы что-то невидимое всплеснуло руками. Альбер круто обернулся на дымок, не зная ещё что делать, и что он может увидеть, но он ничего не увидел – дымок пропал.
–Жди здесь! – велел Альбер и сделал несколько шагов вперёд, желая оглядеть округу. Профессиональная привычка осматриваться после каждого странного звука! Будь она неладна. По опыту Альбер прекрасно знал, что фантастические твари бывают далеко не всегда заметны, зато не могут обходиться без звука – шипение, свивание и развивание колец, раздутие, шорохи, шаги, крылья – всё это производит шум. Точно так, ориентируясь на звук, полевики в своё время поймали маленьких лесных фей и одного тролля, который умел обращаться в невидимку, но делал это с жутким грохотом…
Шум показательнее облика. Слух умнее зрения. Зрение может предать – может почудиться тень, может мелькнуть что-то в мыслях и показаться реальным, а слух будет точнее.
Именно по этой причине Альбер не мог проигнорировать хлопок. Он перешагнул раз, другой, третий – пусто, пусто! И под попавшим под ноги колючим кустом пусто, и под травяной лысеющей нитью.
–Тьфу! – Альбер с досады сплюнул на землю – надо ж было так проникнуться испугом этого идиота?!