Винда даже закрыла глаза, вдыхая этот запах.
— Мне кажется, я еще никогда не была такой голодной!
Владения бельгийца оказались популярным местечком, но Тесей все же высмотрел в глубине залы незанятый столик, и Винда безо всяких кокетливых тревог за дюймы в талии пробовала бесчисленные пирожные с таким дурашливым удовольствием, что за этим зрелищем он забывал сам есть. Засахаренных фиалок здесь не имелось, но барышня за прилавком сказала, что такие конфеты были до самых недавних пор, просто запасы кончились. Это место Винда тоже отметила на карте. Очень хотелось проверить следы прямо сейчас, но несколько беззаботно столующихся здесь несмотря на поздний час гостей не позволяли.
Тоже оглядывая зал, Винда сердито кривила губы.
— Наложить бы на них разгоняющие чары!.. — прошептала она.
Раньше Тесей не успевал об этом толком подумать и сказать, но теперь было самое время.
— Если не успеем найти Кэрроу до завтра, придется оставить все как есть,— сказал он. — Через два дня я должен быть в лагере. Мне дали отпуск на неделю.
Винда отнеслась к этому как к шутке.
— Ты правда должен их слушаться? — спросила она, заранее с улыбкой.
— Пока не вернусь, я больше магл, чем волшебник.
Она вздохнула, снова оглядела зал и решительно расстелила на столике карту.
— Значит, нельзя терять время!
Они трансгрессировали еще куда-то — названия улиц и площадей давно спутались у Тесея в голове в один красиво-французский клубок — снова справились у первой встречной пары, где поблизости искать кондитерскую, а затем снова… К ним неизменно относились благосклонно и отвечали с охотой, и Тесей догадывался почему. Они были ведь сейчас самым несказочно-прекрасным зрелищем: солдат, неотрывно причастный ко всемирному празднику возвращения нормальной жизни, и улыбающаяся ему девушка… Не было больше никакой войны, чтобы не дать им вновь встретиться через неделю, но сейчас и здесь время все равно кончалось, наверное поэтому каждая минута ощущалась переполненной до треска: звук их шагов, узкие переулки вдали от глаз маглов, головокружение от слишком частых трансгрессий и поцелуи со сладко-мыльным фиалковым вкусом, запах палых листьев, кофе и дыма, мокрый завиток волос у Винды на щеке, гомон птиц, шум машин и чужой смех, дробь ливня по стеклу его номера: нужно ведь дождаться ночи, чтобы вернуться на улицы и колдовать… Кажется, там был и сон, даже несколько снов, а между ними — сжимающие его бедра ноги Винды, и даже узор на сбившемся одеяле под ней стал драгоценным воспоминанием.
— Это после войны?
Она гладила его плечо и грудь, и кожа шрамов там была слишком новорожденной и неопытной для прикосновения этих сладких белых пальцев.
— Да.
— Как?..
Она смотрела осторожно, но вопросительно, и Тесей почувствовал себя вдруг слишком раздетым, готовым не к этому — как будто к сонно-разогретой после ванны коже она прикоснулась холодной рукой. Он до смешного боялся вида крови, помнил это ощущение протестующего содрогания, как будто душа хочет выдернуть себя из тела и убежать, не смотреть. Волшебная жизнь не приучила его к такому, даже непростительные чары соблюдали приличия и не оголяли жизнь так бесстыдно: смотри, вот что у меня внутри! Он сам не знал, что было сильнее: протест против этого — или желание самому это делать и делать. Чтобы это принять.
— Я не заметил того немца, — пробормотал он. — Думал, окоп уже брошенный.
Он хотел и боялся, что Винда спросит еще, но вместо слов она прижалась к этим шрамам губами.
У него не было по-настоящему тела до этой войны, он никогда так много не чувствовал.
— Загадай еще загадку. Про преступление.
Розовая горечь ее духов ослабела от дождя, но не исчезла, и Тесей спросил:
— Как можно убить с помощью Амортенции?
Вариантов у Винды оказалось много:
— Влюбить человека в самого себя, чтобы он умер от голода перед зеркалом?
Он засмеялся ей в волосы.
— Нет.
Это было реальное дело, не его, но реальное, реальная смерть, и было что-то дикое и чудесное в том, что они держали эту смерть рядом и смеялись, и целовались, и грудь Винды льнула к его ладони.
— М-м… Подмешать в зелье яд? Чтобы отрава хорошо пахла.
— Зелье никто не выпил.
Ее догадки чередовались с его прикосновениями, и он сам не знал, кто кого дразнит.
— Убили мужчину?
— Да. Убила женщина, — добавил он и подсказал ее животу: — Но не сама.
— Она-а-ах… мстила?
— Да.
— И зелье было не для него?
— Да. Для нее самой.
Она долго не отвечала, но не молчала, и он уже забыл свою загадку, когда она выдохнула:
— У него был зверь, да?
— Да!..
Винда улыбалась, путаясь пальцами в его волосах.
— Она пахла… как хозяин…
Его последнее «да» пропало между их слившимися губами, в горячем нетихом молчании.
— У парня был грифон,— объяснил Тесей, когда снова смог говорить. — Сторожил его дом, а у зверей любимый запах — запах хозяина. Та девица использовала Амортенцию вместо духов, пахла больше как он, чем он сам. И приказала грифону напасть на него.
Винда довольно засмеялась и откинулась на подушку.
— Так я могла бы стать мракоборцем! У вас есть женщины-мракоборцы?
— Есть, немного.
— Красивые?
Глядя на нее, невозможно было счесть или вспомнить красивым никого другого. Она это знала, но он все равно ей об этом сказал.
Где-то в городе, далеко, как на дне моря, снова звенели колокола. Пора, наверное.
На карте красовались четыре нарисованных цветка, которые надлежало проверить. Они трансгрессировали по первому адресу, и хотя улица была безопасно пуста, Тесей напрягался, как правильный первокурсник, все-таки вышедший посреди ночи из спальни, пока смотрел на темные окна вокруг и отражения золотых искр в них. А потом вместе с Виндой обрадованно склонился над целыми двумя цепочками следов, прежде чем понял, что это их собственные. У следующей кондитерской женских следов не оказалось, зато они нашли следы жмыра, а какой-то ребенок, судя по совсем маленьким отпечаткам, прогуливался мимо кондитерской с двумя шишугами и долго топтался перед витриной… У бельгийской шоколадницы из волшебного оказался только проползший по стене многоцветный слизняк. «Ла мер» они оставили напоследок — чтобы оживленный Монмартр успел покрепче уснуть и обезлюдеть— и Винда радостно улыбнулась было, увидев вспыхнувшие возле зелено-золотой двери следы, но они оказались не те старомодно-прямоугольные, как в Доме Жизни. Кэрроу, конечно, едва ли имела одну-единственную пару туфель, при всей ее бедности… Силуэт от этих следов не поднимался. Они слишком мало знают про Кэрроу или просто следы не ее? От бесконечного количества всех этих неизвестностей хотелось разом взвыть и смеяться.
Поперек женских следов чары Ньюта высветили еще одну цепочку отпечатков, и они принадлежали человеку знакомому. Бледно подсвеченный золотом, по ним скользнул через улицу силуэт высокого мужчины в клубах сигаретного дыма, таких густых и настоящих, что Тесей буквально почувствовал запах. Иностранный гость с приема Розье. Волшебный мир тесен… Тесей проводил этот призрак взглядом, вспомнив вдруг про другие следы из Дома Жизни. Следы искателя Даров Смерти, забравшего дневник Дафны. Он не убивал Певереллов, это точно, но может быть Кэрроу просто сделала грязную работу за него. Может быть, они даже не знакомы друг с другом, а может быть, следы от кондитерской с фиалками ведут в логово двоих вооруженных убийц.
У них с самого начала и не было по-настоящему шансов отыскать Кэрроу, Тесей это знал, но сейчас он вдруг понял, что и хорошо. Он не мог и не хотел тащить Винду в эту опасную трясину из вероятностей. Прости, Риччи.
— Что же теперь? — разочарованно спросила Винда, рассмотревшая каждый камень подле кондитерской, но так и не нашедшая других следов.