Женевьева фыркнула.
— А ты не мог бы просто щёлкнуть пальцами и избавиться от них? Вместо того чтобы страдать?
Салем метнул в неё серьёзный взгляд:
— Я готов страдать миллионы раз, если это делает твою сестру счастливой. Я сожру миллион этих адских конфет. — Пауза. — Или сожгу к чёрту этот магазин. Пока не решил.
В груди у Женевьевы вдруг сжалось. Она смотрела, как он аккуратно складывает верх пакета и прячет его во внутренний карман своего изумрудного пальто. Она знала, как просто ему было бы создать любую вещь по щелчку пальцев, исполнить любое желание — своё или Офелии. Но именно в этих простых, пусть даже неприятных действиях и проявлялась его любовь к сестре.
Теперь он скрестил руки на груди и сузил глаза:
— А теперь, раз уж мы говорим о страданиях твоей сестры — какого, мать его, ты решила отклониться от её тщательно составленного маршрута?
— Я… хотела кое-что найти, — прошептала Женевьева.
— Виви, — строго произнёс Салем.
— Вы с Офелией никогда бы не поняли, — так же тихо продолжила она. — Вы есть друг друга. Вы понимаете друг друга. А я хотела найти кого-то, кто поймёт меня.
Он тяжело выдохнул. Возразить было сложно.
— Что случилось? — наконец спросила она. — Как ты меня нашёл? Когда я вернулась?
В изумрудных глазах появился стальной блеск.
— Что ты помнишь?
Она задумалась. На самом деле — почти ничего. Словно мотыльки проели дыры в её памяти. Вроде бы она была в Риме… за ней следовали вороны… потом ворота, ягоды с шипастых лоз…
Наверное, дело в ягодах. Они, должно быть, были отравлены.
Она поделилась этой догадкой вслух, но, когда выражение лица Салема не изменилось, нахмурилась:
— Что? Что не так?
— Дело вовсе не в демонических ягодах, — осторожно произнёс он. Словно боялся спугнуть её. — Ты… умерла, Женевьева.
— Что? — воскликнула она с полуусмешкой. — Перестань, не смешно.
— Четыре дня назад, — спокойно сказал он, — мы с Офелией прекрасно проводили день, когда двое здоровяков буквально вырвали портал посреди гостиной и доставили в него твой труп.
Женевьева застыла с открытым ртом. Он, похоже, совсем не шутил.
— К счастью, ты была только временно мёртвой, — сообщил Салем с явным раздражением. — Один из этих мужиков принёс с собой медальон с твоей душой. Ты хоть представляешь, насколько трудно оживить смертное тело после того, как из него вынули душу?
— Нет, — прошептала она, всё ещё в шоке от его слов.
— Очень, — отрезал он. — Очень трудно. И очень затратно.
Женевьева откинула одеяло и села на край кровати. Ноги дрожали, в груди всё шире расползалась какая-то глухая, холодная пустота.
Что это за ощущение?
Когда она почувствовала, что может стоять, подняла голову и спросила:
— Я чувствую себя… другой. Что со мной произошло?
Салем покачал головой:
— Чтобы воссоединить твою душу и тело, мне пришлось использовать куда больше магии, чем у меня вообще есть под рукой. Чтобы заклятие удержалось, мне пришлось… кое-что у тебя забрать.
— Что? — она побледнела.
— Все твои воспоминания о человеке, которого ты любишь. И тебе повезло, что мне не пришлось забрать больше.
— Кто? — выдохнула Женевьева. — Кто этот человек? Кто был стёрт?
Она пробежалась по памяти: Офелия. Салем. Люси. Басиль. Айрис. По. Мама…
Все были на месте.
Но почему тогда в груди зияет эта пустота?
— Память — хрупкая ткань, — мрачно произнёс Салем. — Поверь, я знаю. Сейчас перегрузить тебя деталями — значит навредить ещё сильнее.
— То есть ты просто ожидаешь, что я буду жить в неведении? Без воспоминаний о том, что, судя по всему, изменило всю мою жизнь? — голос её дрожал от возмущения.
Он уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг внизу раздался знакомый голос:
— Салем?
Салем тут же расплылся в довольной улыбке:
— Наверху, ангел. Угадай, кто наконец проснулся?
Пауза. Потом — торопливые шаги вверх по лестнице.
Как только Офелия появилась в комнате, она кинулась к сестре:
— Виви. Слава Аду. Я места себе не находила от тревоги.
Женевьева прижала её к себе как можно крепче. В объятиях Офелии тревожная пустота внутри слегка притихла.
— Офи, твой Дьявол ничего мне не рассказывает.
— Ябеда, — хмыкнул Салем.
Офелия отстранилась и зыркнула на него, но взгляд сразу перевела на сестру — и там, в её глазах, уже бушевала злость:
— А он и не должен. Потому что он изо всех сил пытается исправить ту кашу, в которую ты вляпалась. Ты в своем уме, Женевьева? Сама, в чужой город, без предупреждения?!