— Тогда я уйду, — выпалила она и шагнула к своим вещам. Но он снова преградил ей путь.
— Уйти ты перестала иметь возможность в ту секунду, как переступила порог этого дома, — спокойно сказал он.
— Отойди, — потребовала она. — Мне уже достаточно твоего присутствия.
Он хмыкнул:
— Придётся привыкнуть.
— Что ты имеешь в виду? — зло переспросила она. После всех этих переездов, угроз, лисиц и проклятых ягод у неё не осталось ни сил, ни терпения на очередные туманные намёки. Ей нужна была ванна. И еда.
Но он лишь усмехнулся. И сказал:
— Умбра.
И тут она снова увидела их — тени. Они просочились из его тела, словно дым, закрутились, начали обретать форму… и вот уже из клубов темноты выделились лапы. Хвост. Морда.
Лиса.
Женевьева прищурилась, глядя, как пушистое создание виляло хвостом и вилось вокруг ног Роуина. Цвет глаз — золотисто-янтарный. Точно, как у него.
Кто ты такой? — снова подумала она.
— Умбра, не присмотришь ли за нашей гостьей, пока я найду отца? — обратился он к лисе, и слово гостья прозвучало как тонкая, почти издевательская насмешка.
Но прежде, чем кто-либо успел пошевелиться, из пустоты донёсся голос:
— Ровингтон.
Голова Роуина резко повернулась налево. Из вихря фиолетового дыма появился высокий силуэт.
— Ты ведь знаешь, что, если Нокс приедет и зеркала всё ещё будут закрыты, он взбесится, — продолжал голос, пока фиолетовые клубы окончательно не рассеялись в затхлом воздухе.
У Женевьевы отвисла челюсть. Этого мужчину она узнала бы где угодно.
Баррингтон Сильвер.
Глава 6. ЗНАКОМЫЙ
Первое, что заметила Женевьева, когда уставилась на Баррингтона, — кулона, который он носил на фотографии с её матерью, на шее не было.
Второе — несмотря на то, что снимку должно быть не меньше пары десятков лет, мужчина не постарел ни на день.
Бессмертный.
Мать Женевьевы обладала сильной магией, но старела, как обычная женщина. Баррингтон Сильвер — точно не некромант. Он был кем-то другим. Совсем другим.
В животе у Женевьевы сгустился холодный ком страха и разочарования. Она допустила ошибку. Эта семья — определённо не похожа на её собственную. В поместье Гриммов идея отыскать владельца второго кулона казалась ей гениальной. Теперь она видела — это была просто отчаянная надежда.
Баррингтон был чуть выше Роуина, с густыми седыми волосами и яркими фиолетовыми глазами. Их сходство с сыном было очевидным, когда они стояли рядом — но Баррингтон казался… тёплым.
Может, это потому, что я столько лет смотрела на его фото? — подумала Женевьева. — Или потому, что Роуин с самого начала оказался несносным хамом?
— Если вы не против… я бы хотела уйти, — сказала она, переводя взгляд с одного на другого.
Баррингтон резко повернулся к ней — будто впервые заметил её. Лицо побледнело, глаза расширились. Будто он увидел… призрака.
— Отец, — сухо бросил Роуин. — У нас… случай.
— Что ты натворил? — рявкнул Баррингтон, не сводя с него взгляда.
Роуин остался невозмутим:
— Пытался не впустить её. Но она плохо реагирует на угрозы.
— Но я уже ухожу, — вмешалась Женевьева, пока напряжение между ними не взорвалось. — Я хотела только задать пару вопросов. А потом вы снимете чары с ворот, и я…
— Я же сказал тебе: уйти уже нельзя, — резко напомнил Роуин. — Магия на воротах теперь тебя просто сожжёт.
— Боюсь, ты не совсем понимаешь, что происходит, дорогая, — вмешался Баррингтон. В его взгляде всё ещё читалось изумление. Он сделал шаг вперёд. — Это, конечно, не твоя вина—
— Вот с этим я категорически не согласен, — отрезал Роуин. — Её предупреждали не один раз.
— …но чары нам не подвластны, — закончил Баррингтон, будто не слышал сына. — Тебе никогда не следовало ступить на территорию Энчантры.
— Почему? Что здесь вообще происходит? — потребовала Женевьева.
— Да она Спектр, — взорвался Роуин. — Что я ещё должен был сделать? Отгрызть ей ногу, чтобы она не вернулась?!
Женевьева возмущённо фыркнула.
Роуин лишь равнодушно посмотрел на неё, потом снова обратился к отцу:
— Сама влезла — пусть теперь и выкручивается. Хотя, если подумать, это может обернуться победой для меня. Звучит заманчиво, согласись?
Баррингтон бросил на сына странный взгляд… а потом его глаза вспыхнули эмоцией, которую Женевьева не смогла распознать. Он метался взглядом между ней и Роуином, будто только что понял нечто важное, но озвучивать не спешил.