— Уходи, — приказал Роуин брату. — Отец хочет, чтобы ты помог Севину и Эллин подготовиться к церемонии. Он с Ноксом в кабинете обсуждают обновление приглашений на бал. Можешь присоединиться.
— Как будто мне не плевать, — бросил Реми. — Не вижу смысла помогать тебе готовить церемонию, которая освободит тебя, в то время как мы навеки застряли с Ноксом.
В его голосе слышалась горечь. Но не завистливая. Это было куда сложнее — как злость на близкого человека, который получил то, чего ты тоже хотел. Как боль от того, что рад за него, но не можешь не желать это себе. Женевьева знала это чувство слишком хорошо. Оно разделяло её и Офелию с детства. И только когда она поняла, что сестра вовсе не мечтала быть избранницей, ей удалось простить.
— Поговорим потом, — сказал Роуин.
— Когда? — Реми шагнул вперёд. — В следующий раз, когда решишь заглянуть к нам в Ад? Или напишешь письмо, как двадцать лет назад?
— И я думала, что моя семья — чемпионы по драме, — буркнула Женевьева себе под нос.
Роуин метнул в неё раздражённый взгляд.
Реми горько усмехнулся:
— Надеюсь, она именно та, кого ты заслуживаешь.
А затем исчез, растворившись в тенях.
— Ты совсем не знаешь, когда стоит заткнуться, да? — прорычал Роуин.
— У меня с этим всегда были проблемы, — согласилась она.
Двумя шагами он оказался прямо перед ней, заставив отступить, пока её спина не уткнулась в колючие ветви.
— С этого момента ты либо на моей стороне, либо у меня на пути, — каждое слово он произносил медленно, с нажимом. Их тела почти касались, и Женевьева могла поклясться, что чувствует его сердцебиение. — Ты понятия не имеешь, чем я рискую, чтобы спасти твою задницу. Нокс появился сразу после того, как ты сбежала, и сейчас говорит с моим отцом. Но в любую секунду он может быть здесь. Даже этот разговор — риск.
— А я думала, рискую только я, а тебе просто обломится большой куш, — отозвалась она.
— Большие награды рождаются из больших рисков, — хрипло ответил он. — Если ты умрёшь в Охоте — мы оба проиграем. И всё, к чему я шёл, рухнет.
— Тогда зачем тебе это? Почему ты так хочешь, чтобы мы работали вместе?
Он помедлил. Его челюсть напряглась.
— И?..
— Потому что ты вошла в дом, пока я был на посту. Значит, теперь ты — моя обуза.
— Я никогда не стану ничьей обузой, — процедила она сквозь зубы.
— Привыкай не говорить таких вещей вслух. Нокс уже готовится утроить количество зрителей и ставок на эту игру. Хочешь рассказать ему, что всё это — ложь? Валяй.
Она сглотнула.
А в уголке его губ дрогнула улыбка.
— Вот так я и думал. Церемония должна быть завершена до полуночи, — сказал Роуин. — Отец объясняет Ноксу, что мы затянули с датой, потому что хотели, чтобы присутствовала вся семья. Ну и Нокс, конечно. С его точки зрения — мы в вихре страстного романа и с нетерпением ждали его благословения. — Его взгляд скользнул по окровавленному платью Женевьевы. — Похоже, его возбуждает сумма, которую он на этом заработает, больше, чем настораживает происходящее. Пока что. Всё, что нам нужно — держать маску.
— Я не та, кто вам нужен, — прошептала она, больше себе, чем ему. — Я не умею притворяться влюблённой в кого-то, кто мне безразличен.
— Уверен, с притворством у тебя всё получится, — отозвался он, обвивая один из завитков у её лица вокруг пальца. — Подумай об этом как об игре. Внутри Энчантры ты больше не Женевьева Гримм. Ты — моя жена. — Он аккуратно заправил прядь ей за ухо, его пальцы скользнули по щеке, и Женевьева невольно задержала дыхание, борясь с порывом прижаться к его руке. — Перед всеми ты будешь улыбаться и делать вид, что наслаждаешься моей компанией. Никаких ссор. — В его глазах промелькнул лукавый огонёк, и она поспешно отвела взгляд, чтобы не выдать румянец, вспыхнувший на щеках. — И когда нас не будут пытаться убить в Охоте, если подвернётся момент — поцелуй…
Эти слова выбили её из наваждения.
Чёрт, как он это делает?
— Нет, — выплюнула она. — Никаких поцелуев, никаких притворств, никакой свадьбы. — Она с силой толкнула его в грудь, обеими руками. Он даже не шелохнулся.
Он раздражённо вздохнул. Всё тепло и искренность, что отражались на его лице секунду назад, исчезли бесследно. И от этого у неё внутри всё сжалось.
— Позволь напомнить, что ты в этом виновата не меньше, а может, и больше, чем я, — отрезал он. — Ты сама открыла чужое приглашение. Сама полезла в дом, хотя я ясно сказал — не лезь. И что это за мать, которая «забыла» рассказать дочери про садистское проклятие семьи друга…