Жалкое.
Женевьева вздрогнула. Это слово она знала слишком хорошо. Оно преследовало её в бессонные часы перед рассветом, всплывало в голове, когда всё остальное казалось бессмысленным. И пламя, которое внутри неё только начинало угасать, вспыхнуло снова. Только теперь это был не просто гнев — это была злость назло. А в этом она была мастерица. Делать что-то назло — в этом не было ей равных.
Перед глазами промелькнули кадры прошлого: карнавал Марди Гра, прошлый год, тщательно спланированная сцена, в которой Фэрроу застал её с Басилем Ландри в самом разгаре…
Она резко отогнала эти воспоминания. Нет. Всё своё внимание, всё негодование — на того, кто стоял перед ней. Женевьева развернулась и со всей силы прыгнула на него. Он охнул от неожиданности, когда она навалилась сверху, прижав его к земле, оседлав его бёдра.
— Ты законченный ублюдок! — прошипела она.
В следующее мгновение он уже перекатился, и она оказалась под ним, спиной в снегу. Влажный холод проник сквозь ткань платья, ледяная влага прилипла к телу. Женевьева вскрикнула от злости и попыталась дотянуться до его лица, чтобы вцепиться ногтями, но он легко перехватил её запястья одной рукой, а второй упёрся в землю у неё у головы, удерживая вес тела.
— А ты полудикая, — заметил он, и в его золотистых глазах вспыхнула искра.
Она изогнулась, пытаясь сбросить его с себя, но этим, скорее всего, только подтвердила его слова.
— Я тебя не отпущу, пока ты не пообещаешь, что будешь вести себя нормально, — пригрозил он.
— Тогда, полагаю, мы останемся в этой позе навсегда, — усмехнулась она.
Он долго смотрел ей в глаза. Взгляд был таким пронзительным, что у неё перехватило дыхание. Внезапно она осознала, как близко он к ней. Почувствовала, как каждый изгиб его тела соприкасается с её. Рельефный пресс, твёрдость его…
Он резко отстранился и, небрежным движением, поднялся на ноги. Женевьева выдохнула с облегчением, но не успела и моргнуть, как он подхватил её и закинул себе через плечо, как мешок с мукой. Никто и никогда не обращался с ней так бесцеремонно.
Она яростно зарычала и начала колотить кулаками его по спине, но его шаги даже не замедлились, когда он направился обратно к дому.
— Ты чёртов варвар! — прорычала она.
Он громко рассмеялся, и его плечи затряслись:
— Ты выдохнешься задолго до того, как мне хоть что-то почувствуется, проблемка.
Её челюсть сжалась. Удары стали слабее — кровь прилила к голове, началась мигрень. Тогда она сделала единственное, что пришло в голову: укусила его. За задницу.
Он резко охнул, и этот звук эхом разнёсся по морозному воздуху… Но он даже не ослабил хватку.
Глава 10. НЕРВОЗНОСТЬ
20 марта
Я пишу это в комнате без зеркал — на случай, если вдруг расплачусь. И звучало бы это странно, если бы я не была заперта в очередном особняке, управляемом Дьяволом. Этот, кажется, ещё более самовлюблён, чем другой знакомый мне Дьявол, если вообще возможно, судя по его явной одержимости зеркалами.
Я… в такой заднице.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Я обещала Офелии, что на этой поездке начну с чистого листа. Что поумерю свой мат. Лицемерно, учитывая, что её собственный язык стал не менее грязным с тех пор, как она сблизилась с Сейлемом.
Я также обещала быть осторожнее со своими спонтанными порывами…
Кажется, с тех пор как я покинула Новый Орлеан, мне стало только хуже.
Часть меня винит в этом его — за то, что он отнял у меня столько радости, что единственным способом почувствовать хоть что-то стала безрассудность. Другая часть знает: нельзя вечно винить во всём только его.
Но эта ситуация — это уже новый уровень пиздеца, даже по моим меркам.
Я собираюсь выйти замуж. Да, замуж. За несколько дней до моего двадцать второго дня рождения. За мужчину, которого знаю всего несколько часов и который выводит меня из себя до бешенства.
Но это не первый мужчина, на котором я пыталась жениться несмотря на то, что презирала его. Остаётся надеяться, что на этот раз всё закончится менее катастрофично.
Офелия меня убьёт. Если я вообще выберусь из этого дома живой.
Впрочем, мне кажется, я уже это говорила.
X, Женевьева
— Ладно, я передал спецификации по твоему платью, — сообщил Роуин, возвращаясь в гостиную. Женевьева поспешно сунула перо между страниц дневника и спрятала тетрадь в карман нового платья — того самого, которое ей пришлось надеть после того, как она выкинула промокшее и окровавленное.