Если не хочешь, чтобы все слышали, то значит, речь идет о чем-то некрасивом, а тогда лучше об этом не говорить вовсе. А если это и в самом деле секрет, то следует сообщить его только кошке. Кошка никому его не передаст, потому что она умная, скромная и не говорит по-человечьи.
Могу понять, почему тебе хотелось бы, чтобы мама все время оставалась дома, ухаживала за тобой и твоими братишками, чистила бы вам ботинки, стирала ваши носовые платки и прочее, и прочее. Я не знаю, где работает твоя мама, но занятие это, конечно, полезное: полезное вам (потому что приносит домой деньги) и полезное всему обществу. И вы должны ею еще больше восхищаться, не только потому, что она ваша мама, но и потому, что она трудящийся человек, женщина бесценная и славная. Ботинки вы легко можете почистить и сами, платочки — выстирать и после всего этого, выглядывая в окошко, ожидать маминого возвращения. А когда она вернется, спросите у нее: “Что ты сделала сегодня? Расскажи нам о своей работе и научи нас стать такими же славными, как ты сама!”
Потому что ее острие, проникнув через кожу, задевает очень чувствительные нервные волокна, которые тотчас шлют в мозг телеграмму: “Внимание! На ближних подступах — иголка!” Как раз в этот момент вы и чувствуете боль. А мозг уже отвечает: “Срочная, руке: немедленно отдернуться, не то будет еще больнее”. Одновременно мозг направляет телеграмму руке-виновнице с приказом отвести иголку; а третью — шлет глазам: “Важное распоряжение: старайтесь смотреть в оба!” У некоторых людей в подобных случаях мозг отстукивает еще и телеграмму-молнию, приказывая языку выругаться; надеюсь, у вашего мозга нет такого обыкновения.
Я спросил об этом у одного старого часовщика. Он ответил: во-первых, потому что иначе циферблат стал бы слишком сложным, по нему было бы неудобно узнавать время. Во-вторых, потому что все равно никто не спутает дневные часы с ночными, например — два часа дня с двумя часами ночи. Об этом позаботятся солнце и звезды. А о том, чтобы отличить полдень от другого времени суток, позаботится ваш желудок.
Некоторые думают, что это какие-то магические слова вроде «абракадабра» или «Сезам, откройся”. А на самом деле доктору они нужны просто потому, что в них много звуков «р» и «т». пока ты произносишь “тридцать три”, врач пальцами успевает почувствовать, так ли, как надо, эти дрожащие «р» отдаются в легких.
Это своеобразное эхо помогает понять, все ли у тебя в порядке или что-то разладилось. Другие доктора просят произнести просто «а-а!» и все равно узнают то, что хотят. А вот я, например, даже попросив тебя произнести «тримиллионатристатридцатьтритысячитристатридцатьтри» — если это вообще можно выговорить (попробуй!), — все равно ничего бы не понял.
На этот вопрос так быстро не ответишь, ведь надо вернуться на сотни тысяч лет в глубь времен, когда первые люди начинали жить вместе, чтобы вместе защищаться от разных животных и вместе на них охотиться. Как раз в те далекие времена первобытные люди, сами того почти не сознавая, создавали язык, чтобы общаться друг с другом. Если бы каждый человек жил сам по себе, он остался бы немым, как дерево. Первые слова были, наверное, самыми простенькими: одно завывание означало “Я доволен!”, другое — “Внимание, опасность!”, третье — "Ох, как скверно!”. Это теперь в нашем словаре много слов, позволяющих высказать все, что хочешь. Но самое главное в языке по-прежнему очень просто: надо говорить правду.