Данаи сын, к Юпитеру взывая,
Тебя уже оплакал, дорогая.
Свободна ты! — И нет былой угрозы.
Любовь искупит все былые слёзы,
Что ты лила ручьями!
А вот и Феб, клянемся Дафны страхом!» —
Эндимиона конь единым махом
Принёс на холм, туманом окружённый.
Но, думой неотвязной поражённый,
Латмиец вымолвил: «Дружил я с бурей
И не боялся даже адских фурий,
Чего бояться? Ужас был мне друг,
И он питал тревогу и испуг:
Живущим за пределами земного
Любое зло — нестрашно, и неново,
И призраку подобно… Вижу ясно
Траву, и почву твёрдую прекрасно
Я чувствую… Чу! Голос твой! Откуда?
Кто там тебя в росе оставил? Чудо
Как хороша земля! — Давай друг друга
Любить и брать от леса и от луга
Плоды их — и не посещать отныне
Жилища поселившихся в низине,
И ложь фантомов отвергать. Я душу
Вожу по лабиринту; я разрушу
Его твоею прелестью. Но где ты?
Растаяла, исчезла… Место это
Я нашим домом сделать возмечтал.
Ягнёнка здесь я мысленно заклал.
Пан говорит, что здесь, в его дубраве,
Должны в любви и мире жить мы. Даве
Любя ничто, я ничего не видел —
Лишь разве только Сон! — и тем обидел
Любовь, и небо, и первоначала
Самой природы; не ценил нимало
Я связей меж людьми; я жил, не зная
Красы цветов и рек, не замечая
Могил геройских! Даже против славы
Душа сплетала заговор. (Что, право,
Поведал бы я детям с сожаленьем.)
Нет, чуждым удовлетворять стремленьям
Вне своего естественного круга
Не может смертный. Милая подруга,
Меня едва от гибели спасла ты:
И — рухнули воздушные палаты!
Прощайте же, пустынные пещеры,
И вы, валы, огромные сверх меры,
Морей воображаемых! Обману
Сирен я не поддамся; я не стану
Спешить на брег, дрожа от возбужденья.
Прощай, мечта, хотя и по сей день я
Люблю тебя; в Элизии благом,
Быть может, мы и встретимся потом,
Но на земле тебя не полюблю я,
И потому-то жертвую, тоскуя,
Двух голубков. Свети же мощью всею
Над нами, над возлюбленной моею!
Индийское моё очарованье,
О, лилия! — Одно твоё лобзанье,
Одно лобзанье, тёплое, как воздух,
Как летний воздух в голубиных гнёздах, —
Ты, теплая, что кровь моя живая, —
Растаяла, исчезла… Я мечтаю
Поговорить с тобой… Но прочь мечты!
Я вижу холм, где рядом — я и ты,
И вижу я подножье мшистой кручи,
И плющ густой, и тисы — лес могучий,
Который осыпает всякий раз
Росою, точно ягодами, нас.
Уходим в тень, покорные друг другу,
Иль по зелёному гуляем лугу.
Шагни вперёд — и свод небес открылся,
Шагни ещё — и ключ засеребрился.
Внизу, в долине, ясно виден он,
Повсюду слышен громкий плеск и звон.
Возьму я мёд у пчёлок золотистых,
Добуду яблок сладких и душистых,
Нарву салата, забредая в дали,
Что смертные доселе не видали,
Сберу щавель, нетронутый оленем,
И песню просвирелю с вдохновеньем,
Чтоб знала ты, куда я направляюсь.
Дай выговорюсь! В радость погружаюсь,
Что так искал… Позволь душе излиться:
Живу доныне в прошлом, как в темнице!
Пущу я рыбок стайкою волшебной
В твой ручеёк любимый и целебный.
Дам корму им из беличьей кладовки,
И дно ручья я изукрашу ловко
Янтарными ракушками витыми,
И гальками украшу голубыми;
По берегам шиповник посажу
И жимолость; ручей заворожу —
И побежит по лугу, повторяя
„Любовь! Любовь!“ — от края и до края.
Я Весте помолюсь, огня взыскуя,
У Аполлона лиру попрошу я,
И попрошу о дротике Диану,
И Веспера молить о свете стану,
Чтоб ты и ночью мне видна была,
И Флору — чтоб на пальчик принесла
Соловушку тебе; речных богов
Я призову с высоких берегов
Тебе, как дар, принесть власы наяды.
Стать небеса щитом твоей отрады
Я умолю! И, как в придел алтарный,
В твой лес войду с молитвой благодарной,
И губы, как дельфийские пророки,
Преподадут мне важные уроки,
И подчинюсь всецело их наказам,
И этот свет, глаза, все страсти разом,
Ключи жемчужные, — мне станут горем
Иль, может, радость разольётся морем.
Любимая, вне всякого сравненья
Объятья наши — в этом нет сомненья!»