Утром на десятые сутки после смерти гроб поместили на лафет и на вороных лошадях отвезли в Вестминстер-холл. В траурном кортеже из-за войны, присутствовало не так много представителей других государств. Хотя даже враги прислали через представлявшие их интересы шведское, швейцарское и американское посольства телеграммы с соболезнованиями.
Между двух шеренг одетых в парадное красное гренадеров, двигался артиллерийский лафет с гробом, который тянули лошади королевского артиллерийского полка. Рядом с лафетом и сразу ним двигались личные адъютанты короля, последним из которых в одиночестве шел адмирал Фишер, большой друг покойного короля.
За адъютантами шли строем представители гвардейских полков. В связи с тем, что часть гвардии была на фронте, строй пехоты и кавалерии составляли не более двух сотен солдат и офицеров, среди которых выделялись своим необычным видом взвод французских альпийских стрелков, в зеленом обмундировании и беретах на голове.
Армейский строй замыкала ведомая двумя грумами любимая лошадь короля, с пустым седлом и перевернутыми сапогами в стременах.
Затем шла короткая торжественная процессия в старинных костюмах и конный строй присутствующих высоких особ, включая нового короля Георга Пятого и брата покойного короля - герцога Коннотского, и карета с овдовевшей королевой. Под печальные звуки «Марша смерти» из «Саула» кортеж проследовал к Вестминстерскому аббатству. После короткой службы королевская семья уехала, и зал был открыт для публики. А еще через два дня королевский поезд доставил гроб короля из Лондона в Виндзорский замок, где Эдуард был похоронен в часовне Святого Георгия.
Для Британской Империи наступили новые времена…
Россия. Москва. Пер. Каланчовский. Май 1910 г.
Он не любил Москву. Ни ТОГДА, когда это было сосредоточение всего старого и консервативного. Ни сейчас, когда этот город вызывал в нем воспоминания о первых, самых трудных днях жизни в ЭТОМ времени. Ни Ливадия, ни Севастополь таких переживаний не вызывали. Только Москва. Но иногда с этим приходилось мириться. Например, как сейчас, когда об аудиенции попросили практически одновременно обер-прокурор Синода и митрополит Московский. Пришлось заехать в этот нелюбимый город.
Впрочем, все желающие встретиться с Его Императорским Величеством ждали поезд в здании Царского павильона.
Первым аудиенцию получил обер-прокурор Синода Извольский, попавший на свою должность по предложению его брата, товарища министра иностранных дел Александра Извольского. Прекрасно образованный, внешне похожий на своего брата, Петр Петрович увлекался историей церкви и даже степень кандидата Санкт-Петербургского университета получил за диссертацию о святом Франциске Ассизском. До сегодняшнего дня личные встречи Николая с ним ограничивались разговором при вступлении в должность. Особенных причин для встреч с ним по его вопросам до сего дня не было, обер-прокурор, в отличие от Победоносцева, на какое-либо политическое влияние не претендовал. С церковными членами Синода у него, по сведениям, поступающим к Николаю, отношения складывались хорошие. Именно поэтому император решил обязательно встретиться и узнать, что же такого произошло.
Вошедший в кабинет салон-вагона Извольский выглядел сильно и неприкрыто взволнованным. Поздоровавшись и присев, по предложению Николая, напротив рабочего стола, он сразу перешел к тем разговора.
- Ваше Императорское Величество! На последнем заседании Священного Синода неожиданно вновь возник вопрос о восстановлении Патриаршества… Надо признать, Ваше Императорское Величество, положительно по этому вопросу высказалось большинство членов Священного Синода от церкви…, - неожиданно царь остановил его доклад, махнув рукой.
- Подожди. А что об этом думаешь ты? И титулуй по-простому, «государем».
- Полагаю Ваше… Государь, что большая самостоятельность, предоставленная церкви, пойдет ей на пользу. Особенно в отношении ее влияния на вновь присоединенных землях нашей Империи, - ответил, не задумываясь, Извольский. – Ибо сейчас наша Церковь приобрела все недостатки бюрократический чиновничьей организации, включенной в систему государственного управления…