- Ох, что ж, левой рукой ты владеешь не менее хорошо, так и не поняла, что ж ты на себе не попробовал-то, - смущенно пробормотала Рей, когда мужчина все теми же ленивыми движениями стал снимать с неё её тонкую ночнушку. Она тут же ощутила себя уязвимой. Не потому, что была обнажена, а потому, что впервые после того, как родила Тео, кто-то её раздевал. Вчера, в темноте, с задранной юбкой, было проще, а сейчас…
- Ну-ну, ты же знаешь, что прекрасна, - прошептал мужчина, целуя её. Рей никогда не смущали его шрамы, её тонкие пальцы всегда так трепетно их касались, почему же тогда она так оцепенела? Неужели думала, что её тело, подарившее ему сына, тело, на котором его несдержанность оставила след в виде шрама от кесарева, перестанет ему нравиться? Нет, так она нравилась Бену ещё сильнее. – И я очень люблю тебя, Рей.
Ей нравилось, что он чаще начал говорить эти слова. Девушка знала – она столько за них билась, что они никогда не станут банальными или рутинными. Каждый раз – как откровение.
- Докажи, Бен, сейчас… я хочу… чтобы ты любил меня… долго-долго…
*«Прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:19) – так говорит священник к Пепельную Среду (День Покаяния), когда проводит обряд посыпания голов пеплом или пеплом рисует знак креста на лбу.
***
Овер. Три недели спустя. Июнь
- Рей, ты выйдешь за меня?!
Один из важнейших вопросов в жизни каждой девушки из уст Бена Соло прозвучал вовсе не вопросом, а, скорее, приказом. Или констатацией факта. Чем угодно, но не робким предложением.
Рей, стоящая почти по пояс в колосьях, поперхнулась воздухом и развернулась. Бен стоял чуть дальше и улыбался. Тео, не ведая важности момента, мирно спал в своей коляске.
- Эм… за что… ой… в смысле… зачем?
Они ошарашенно уставились друг на друга. Бен будто сам не поверил, что спросил или сказал. Рей словно не поняла, что это она за красноречивый ответ дала.
- Ну… - мужчина развел руками.
- Я… слушай, очевидно, что нам нужно пожениться, да. Я понимаю, тебя бесит, что Тео – твой сын – до сих пор, вроде как, юридически не твой сын и…
- Рей, нет, нет, всё не то, - покачал головой мужчина, - что значит, юридически… кто так отвечает и… я давно это планировал, и…
“Кто так отвечает, Бен? А кто так делает предложение, а?” - насмешливо подумала девушка.
- Это? Серьезно? – Рей обвела взглядом поле, в котором они гуляли за Овером. Ошарашенного мужчину. Удивленную себя. Это был его план? Он настолько плохо спланировал? Для полноты картины должен был пойти только дождь, подчеркивая удачность его великого плана. Но это был её мужчина, который не чувствовал моменты, и который был всё так же неловок в быту. Человек, никак не умеющий вписать себя в рамки этой их новой жизни, в которой они жили в маленьком домике, увитом виноградом, и проводили дни за попыткой научиться принимать и познавать друг друга.
Бен замолчал. Смотрел на Рей. Конечно, не это он планировал. Может, он не особо понимал в мирной жизни, но даже он знал, что момент должен выглядеть по-другому. Но это поле… Мужчина шел и вспоминал все картины Винсента ван Гога, нарисованные за Овером. Все поля на полотнах были пусты, и их пустота словно отражала тоску и одиночество больного, истощенного художника. А потом над полем пшеницы на одной картине вдруг появились вороны, и вскоре ван Гог застрелился. От одиночества – как всегда считал Бен, и вдруг не захотел себе такой судьбы. У него была семья. У него был Тео. У него была Рей.
Так отчего он тянул? Ждал момент, когда снова опоздает?
Они все ещё ругались. Скорее даже не ругались, но не сходились во мнениях. Но он, определенно, переставал ощущать себя лишним на этой картине. Его силуэт проступал рядом с Рей и Тео. Всё чётче. С ними Бен Соло обретал себя. И хотел обрести их.
- Я хотел сделать тебе предложение ещё в Вашингтоне. В день, когда тебя арестовали, меня не было рядом, потому что я выбирал тебе кольцо, – он подошел ближе. Рей вздрогнула и моргнула. Бен говорил спокойно, но это их воспоминание об утраченном счастье и времени вдруг стало ещё горше, и тень тех дней словно легла между ними. Вороны всегда кружили над полем пшеницы в ожидании чужой боли. Вороны всегда кружили над Беном Соло. – Я не знал о Тео. Я хотел… нет, я хочу женится не потому, что это очевидно. Просто я хоть что-нибудь хочу сделать правильно. Я достаточно был с тобой противозаконно, - его глаза сверкнули. Он говорил не о каком-то там церковном грехе или молве. Бен намекал на то, что она приняла его вторую, очень опасную личность, и поддерживала. – Я хочу быть с тобой и законно. Давай сделаем это, Рей. Сыграем по правилам. Для себя, не для мира. Чтобы у нас были красивые моменты, ради которых стоит жить. Я пропустил очень много лет своей жизни, но я не хочу пропускать новых этапов, хотя что-то уже не вернуть…
- Бен-Бен, подожди, - Рей коснулась ладонями его щек. Небритый. Он снова летал в Вашингтон, и снова ещё толком в себя не пришёл. Её сильный, немного уставший, но счастливый мужчина, которому хватало храбрости говорить такие непривычные для него вещи. – Не продолжай. Я понимаю. Да-да, конечно, я выйду за тебя, Бен Соло! Ну, да ты это и так знаешь.
- Знаю, и что? Спросить же стоило, - он тут же снова улыбнулся. Наклонился и легко поцеловал её.
- Но… Бен, не раньше, чем ты полностью восстановишь руку. Мне надоело, что ты не особо уделяешь внимание реабилитации. Я не хочу, чтобы ты мне кольцо на палец во время церемонии надеть не смог и… - она вздохнула. План, может, у него был, да с реализацией заладилось не всё, - кольцо купить всё-таки придется.
- Кольцо. Чёрт возьми. Да, конечно. Я куплю тебе кольцо, Рей.
И он купил. Уехал в очередной раз, вернулся и привёз кольцо. С голубым бриллиантом, потому что Рей, как и всё лучшее, вернула в его жизнь этот красивый цвет покоя.
Они поженились в конце сентября. Платье девушка выбрала голубое. В руках держала букет подсолнухов. Кольцо, купленное Беном, было надето мужчиной уверено, рука не дрожала и почти обрела чувствительность.
Их не смущало в тот день ничего. Ни их прошлое. Ни будущее. Ни их разница в возрасте. В опыте. Во взглядах. Они прошли столько трудностей и были готовы идти вперед. Их сын, учащийся сидеть, с любопытством рассматривал непонятную обстановку на руках у няни, которую Бен и Рей наняли, чтобы порой иметь возможность проводить время только друг с другом – после месяцев разлуки и непонимания им было, что навёрстывать.
Они сказали друг другу «да» в Церкви в Овере. Бен Соло, наконец, создал свой шедевр. Он обрел свою семью. Пройдя свой длинный путь, выложенный войной, солдат нашел ту, которая отпустила его грехи и дала такую желанную индульгенцию.
***
Где-то под Энсинитасом (Калифорния). Май. Десять месяцев спустя.
Рей неспешно шла в сторону пляжа, наслаждаясь тенью от горы. Настроение было просто великолепным – её с утра никто не будил, не дёргал, не мешал. Бен даже не спрашивал тихим шепотом «а где у нас молоко хранится?» - видимо, за полгода жизни в новом доме, наконец, запомнил, где оно коварно пряталось от него каждое утро в холодильнике. Проспав до десяти утра, девушка неспешно приняла душ, вытряхнув из головы песок, оставшийся там после их ночной прогулки у океана. Они вот уже шесть месяцев жили на побережье Сан-Диего, а до сих пор так и не перестали терять веру в шикарный пляжный секс, хотя даже имея подстилку, шезлонги, полотенца – они не уставали экспериментировать – все равно заканчивали с одним и тем же результатом: полностью в песке, с ног до головы. И, вроде, уже договорились прекратить попытки, потому что во время оргазма ощущать скрип песка было неприятно, как океан начинал коварно светиться по ночам, вытаскивая их из постели и прямо-таки заставляя любить друг друга при этом неоновом свечении. Перенося их в иной мир.