Прошла уже четь годины от того дня, как ты впервые услыхала обо мне из уст чужачки Фридесвиды, что пожаловала к тебе в лавку одетой и стриженой как юноша, и чуть меньше пары месяцев с того, которым я отбыл с нею в Мерсию, желая прославиться на этом берегу в охвативших его войнах и бесправии. Не могу сказать, что добился пока большей славы, чем сама эта чужачка, но под её командованием каждый из нас довольствуется отнюдь не бедной жизнью наёмника, сбывая награбленное и жалуясь понедельно, не хуже, чем в любой другой армии.
Но прежде чем решишь, что я избрал бесчестный путь всякого охотника за головами, тебе стоит знать, что Фридесвида — далеко не обыкновенная глава пары свободных ополчений. С первой же встречи я прознал, что движут ей интересы куда более возвышенные, чем те у большинства людей, не исключая даже мужчин. Один случай в весомое подтверждение тому как раз приходит мне на ум.
Одним весенним вечером, в завершенье нескольких томительных, подряд идущих дней и ночей на ногах и в сёдлах, наша ватага занимала купальню в Сайренсестере, балуя и наслаждая себя там долгожданным мытьём. Замешавшись единой раздетой гурьбой, братья по рати растирали один одного сгущённой золой и килом да обливали подогретым на печных каменках кипятком, покуда я отстранённо и безучастно наблюдал это зрелище со стороны.
Мало где ещё я видал, чтобы наши с тобой одноплеменники так дружны бывали с англами, да и не со знатью вовсе, а с городскими простаками, безродными отпрысками весёлых вдов и подмастерий. Небольшое сороколикое с лишним воинство стало полносоставным лишь тогда, как на всё окутанное парны́ми клубами помещенье раздался скрип поржавевших и подгнивших створок единственных ведущих наружу дверей.
Брунгильда — бывшая раба кеннемерского ярла и вторая из двух единых жён в наших рядах — торопливо проводила Фридесвиду из сеней к сторонящейся в безлюдном углу бочке, в которой собиралась отдельно от всех искупаться с нею, наедине и в сокрытье от лишних глаз. Фридесвидины волосы отросли с каждогодного пострига уже почти что до надплечьев. Обе были неодеты, но пристойно укутаны полотнами непросветного льна с колен до самой груди.
Голые бойцы один за другим отрывались от купанья, дабы обратить к двойке, недолго прятавшейся в густом парке́, свое внимание. Друг от друга перенимая повторяющийся членораздельным напевом возглас, мужи все до одного единогласно заходились одним и тем же задорным взываньем:
“Гла-ва-рю!!! — стройно оглашали их глотки так, что, казалось мне, сотрясались вокруг древесные стены. — Гла-ва-рю!!!”
По девушке было видно, что она прекрасно понимала, чего ожидала от неё требовательная толпа, но, несмотря на это, ещё какое-то время отворачивалась от последней в смущении и продолжала непеременно следовать за Брунгильдой как ни в чём не бывало. Однако, когда стало слышно, как в единодушии сошлась уже вся братия её последователей, она наконец-то остановилась на месте.
Взбежав по приставной к окантованному тазу стремянке и отметя́ прочь прикрывавшую её тело ткань, Фридесвида на обозрение всем обнажила себя целиком, а затем, переняв от ближайшего босоногого до краёв полную бадью воды, гордо опрокинула её над своей жмурившейся головою. Получившее всё же своего, мужчинское столпотворение победно ликовало.
С минуту ещё наша покровительница держала над макушкой перевёрнутое ведро, бесстыдно открывая нам, своим людям, вид на мелко пробивавшиеся у себя под мышками чернокудрые пушки; так же долго от перебитого дыханья возбуждённо вздымались ее намокшие груди, прямиком промеж которых укладывался на шнурке наперсный херик с багряным отливом, коего, по слухам, она нипочём с себя не совлекала.
Воякам давно не стало дела, к насколько зажиточной касте их лидер раньше принадлежал и, что уж подавно, какого был пола. Все они принимали Фридесвиду за одну из них всецело и без допущений, нарочно упускали и́з виду её женственной, девичьей натуры и расценивали не кем иначе, как достойным уважения полковником.
Не взирая на всё это, не скрою от тебя и другого. Хоть и служу при ней, как всякий иной сторонник, доверять этой англосаксонке до сих пор не могу и не думаю, что смогу. На нашей с тобой Родине, во Фризии, она воспользовалась мною в своекорыстной цели, и не исключено, что тот раз был последним. Благо, одно влиятельное знакомство не оставит меня долго в дураках, можешь моё слово помянуть: Фридесвида сполна отхватит того, что заслуживает, а я, напротив, если верно подберу слова, заручиться смогу даже освобождением наших невольных земель из-под ярма данов раз и навсегда, вот увидишь!