Каштановолосый юноша вздохнул, тем показывая, что надеялся, абы она всё-таки того не упомянула; затем же наклонился ближе, ненароком припугнув смущенную гостью — на удивление приятно завеяло от его молвы чиппенхэмским элем:
— А вот верь или нет, я, наизворот, уговаривал его одуматься, и не один раз, надобно заметить, — недовольствовал он, — одначе, увы! Порой кажется мне, что ни во что уже этот самодурный повеса моего совета не ставит.
Фридесвида уняла не сдержанный в устах смешок обеими ладонями.
— Посмей только ему об этом наушничать! — пригрозил тот, точно ребенок, не постигший пока отрочества.
В этот миг на уступ вдруг собственной персоною взошел сам зачинщик празднества. Вся музыка стихла как по приказу. Спохватившийся, Альфред, не прощаясь с ней, отлучился обратно к своему месту; зашевелилась к местам и остальная дворянская толпа, и бывшая простолюдинка, не отвыкшая, однако, от своей скромности, следовала ее примеру да присела с самого краю одного из четырех общих столов, обильно уставленных несметными явствами.
Широкий в плечах, увешенных медя́ной пушниной, монарх дождался от подопечных тишины. Отпущенную рыжекудрую браду его украшали три длинные тугие косы, наподобие норманнских, покамест на главу с живыми, широко разверзнутыми очеса́ми, откуда янтарные зеницы что бы то ни было метили с бесперебойным страстолюбием, водружался яхонтовый венец короны. Цепкая хватка его десницы стесняла драгого вина преисполненную чашу.
— Мне отрадно приветствовать в своем зале последнего гостя, союзника из числа принесших своей присяги намедни, в пору летнего солнцеворота. Имя ему Леди Фридесвида Милосердная.
На время привстав, в ответ на то она пресекла чрево рукой и учтиво поклонилась: сперва ему, стоявшему от ней наискосок, супротив центра покоев, а после и всем, кто находился в присутствии, кратко поликовавшим.
— Прошу вас молвить эту здравицу за мною во славу моего и вашего королевства. Во славу незыблемых могущества и величия Западного Секса.
— Во славу!!! — вторилось по бражному залу согласно.
Этельред — наследник покойного Этельвульфа — жадно отпил в довершение к своим словам, и то же за ним повторили все его вассалы. Пьянящая винная терпкость кстати привела на ум англосаксонки-полукровки юношеские будни в родимом для нее аббатстве.
— Днесь же, раз в сборе наконец все приближенные Короны, решится общей волею насущное дело, — бессупружный правитель деловито опустился на сидение своего трона и по́чал без отступлений: — На удел в граде Босвены, что в покорённом ныне Корнваллисе, оглашено два притязания. Первое по праву завоевания, оно за моим маршалом, Элдорменом Вульфхером, — названный поднялся; с противного конца стола Фридесвиде было не различить как следует черт этого прославленного повсеместно человека. — Второе по праву меньшего землевладельца, оно за обезземеленными корнваллийскими дри́хтенами, принесшими своей присяги в пору осеннего равноденствия, — встали и эти названные, все трое, не чтимые пока что достаточно даже для того, чтоб быть исчислены поименно. — Наперво, я даю слово своему меньшему брату, Этелингу Альфреду Этельвульфингу.
Заседавший прямо подле монаршего престола — ближе к нынешнему бретвальде, чем все прочие советники, — скамью оставил и он: процессия, как было видно, многое черпала из вековой традиции и предвещала затянуться на определенное время.
— Какому притязанию ты отдашь свою поддержку, брат?
— Первому, — отрезал кесаревич строго и уверенно и с позволения старшего кровника, коим тайно поче́сть от всех повелевал из тени, сел опять.
Прежнего дурачества в его суровом выражении отнюдь простыл след. Она жгла и жгла его взглядом в ожидании того, что тот отвлечется и посмотрит в ее сторону, однако возможность эту ненарочно загубила чарующая весноватая девочка, что пристроилась близ него и подхватила своего супружника под руку. Ею, само собой, была семнадцатилетняя Эльсвита аглинских кровей, которой уэссекский престолонаследник улыбался, казалось его завистливой «поборнице», чуть ли не приветливей, чем ей самой.
“Второму”. — “Первому”, — продолжали однословно голосовать призываемые поочередно феодалы; когда опрошен был каждый элдормен, наступил черед саксонских дрихтенов. По долгожданному итогу чи́сла поддержавших одно из двух притязаний неожиданным для всех образом сравнялись. Отрекшаяся давеча от предложенного ей титула, вассалка не возложила на свой счет больших надежд, и стоило бы видеть ее обомления: под самый конец уста короля объявили ее имя еще раз, озадачив ровно тем же выбором, что и каждого перед нею.