Шибкий упреждающий удар приземлился мужчине ровненько промеж ребер, на мгновение оставленных без защиты. Ошарашенный припал на колено в застланный листвою перегной, так и не зацепив своей цели. Монахиня «в бегах» исполнила отмах в другую сторону, приспустила черенок кистями, дабы взяться за самый торец, и второй раз метко поразила его уже туда, где рамя сопрягается с плечом. Это повалило того набок без памяти.
Если опускать предшествующие, заключительным туром соревнования как всегда стался поединок один на один. На благо удобства Фридесвида заменила себе копье бронзовым мечом-спатой, под стать тому, с кем ей надлежало сразиться, — своему же собственному компаньону. То и дело поглядывая на смотрящих из-за ограды, они с Бодо бездейственно и неторопко кружились парою под холмом, в открытую, не боронясь болей щитами. Воина — с ног до головы в красном крови — сковывало опасливой нерешительностью аж до дрожи по дланям, что стискивали рукоять. Оппонентка быстро этого подметила и улыбчиво, по секрету мигнула ему глазом, якобы уверяя отбросить заботы о ней в сторону. Так и поступивший, он накинулся на нее со взмахом без поблажек.
Лезвие той повстречало его оружье ребром в сопровождении ржавых, как сами металлы, искр. Моментом она проворно ушла из-под руки и, рассекши за собой воздух одной белесоватой копной распущенных власов, замахнулась в развороте, а засим пришибла его со спины в самое темя. Под восторженное ликованье зрителя поверженный разжал черен рукоятки и шлепнулся в грязь ничком, покамест воительница вкушала собственный триумф со вскинутым клинком на плече.
Немногим позже, когда хижина полевого лазарета порядочно опустела, Бодо отсиживался в оной наедине с одним лишь Вульфхером, что занял лаву перед ним, как пришел в себя. Раздетый до пояса, чем проливал свет на свое бочковатое, дородное сложение, тот придерживал себе сверху начинавшую опухать руку. Как сильнополый сильнополому — не могло не помочь и то, что оба нешибко-то рознились возрастом, — элдормен выдал присмиревши:
— Не промах она, полковница твоя, чужанин, ничего не скажешь…
— Что верно, то верно, — кантабриец в солидарности потер себе ушибленный затылок, — центурион уэссекский.
— Небось, и за морем о мне слышно. В Европии, в Большой земле.
— Немало чего, да и при монаршем дворе в числе прочего.
— При монаршем, говоришь… Как затесался-то ты, чернявый, с такой брыкливою красою, здешней? С этой… Милосердной?
— Самим небесам так было угодно, досточтимый, других причин я ведать бессилен. Временами думается мне, всю жизнь свою, все младость с юностью провел я в битве, наперво с христианами-астурийцами, при подспорье тех уже с иноверцами-маврами, а днесь, яко вы, саксы, с многобожниками-данами, да всё одно не выйти ни мне, ни нам даже двоим попереди́ ней, она… Природа, чай, одарила ей чем-то, затмевающим обыкновенной, мужчинской силы, назови это благодатным везением али присущим с рождества даром. Не так легко этого изъяснить, как самому почувствовать. Стоит едино только…
Нежданно порог помещенья преступила не кто иная, как победительница собственной персоной. Из цветного облачения на ней задержались к этой минуте только зеленоватые порты — ве́рхом она была полунага, в уподобление двум, кои тихомолком ее обсуждали. Туловище на уровне бюста ей несколькими мотками оборачивало незамысловатое подобие строфиона — овчинная перевязь, туго плющившая грудь чуть ли не до соразмерности с мужской. Поверх болтался на вдетом шнуре наперсный крест, насыщенно отливавший багрянцем.
— Легка на помине! — рявкнул увечный тактик. — Везение, не везение, лишь раз сойдемся мы недругами на всамделишном поле брани, собака, оглядывайся в ужасе, ибо я прикончу тебя самой первой!
Нисколько не смутившись, Фридесвида без слов, вся обданная духом пота, приблизилась к его лавке сзаду, уверенно и гордо взяла того за раскрасневшееся надплечье да резво вправила вывих, чем моментально облегчила все докучавшие ему потуги. Уставившийся на нее Вульфхер недоуменно пошевелил отпущенным суставом.
— «Тяжко стонет земля, ударяется чаще и чаще В битве клинок о клинок», — приводила она по памяти поэтическую выдержку, — «всё смешалось, и доблесть, и случай.»
— Как знать, окажется к тебе ль впредь столь благосклонен этот «случай»… — отвернулся и проворчал он многим кротче, не скрывая вместе с тем, что ее красноречием подивился.
Когда искушенная лекарка повернулась ко второму выбывшему, разительно паче подтянутый торс которого оброс черным густым волосом, в ее взгляде Бодо мимолетом уловил то, что показалось ему неким намеком, таким наивным и простодушным: она как будто бы хотела подойти и к нему тоже, не обделить того хоть малейшей, какой можно, заботой, но присутствие с ними маршала в тот миг, похоже, вовремя помогло ей опомнится — гонимая неудобством, та удалилась.