— Прежде был готов поклясться, что она на мальчишку… э-э, на бретвальдского брата глаз положила, — комментировал первый.
— Готов был и я, милорд… Стоит думать, была и она ж сама. Прежде.
— Сам Творец, друже, — сплюнул зрелый, да холостой Вульфхер в гниющий угол, — не растолкует, что на уме у женской особи. Что уж говорить о ней самой! Напрасно почи́ешь ты без дела, визигот, одной только обороною твердынь не завоюешь. Помяни моих слов, коль девчонку эту мнишь желанной для себя.
Отвечал на это визигот удрученно свешенной главою. С ровно такой же, говоря к слову, правил он лошадью на обратном пути из Киппанхамма, в еле сочившемся сквозь хмурые тучи свете полудня. Немногословно держала себя за ним и гостья симбела, подошедшего сегодня к концу.
“Подумать только, мне хорошо если слово довелось сказать Альфреду на прощанье, пред тем, как Эльсвита уговорила его наперед податься домой, в Витанчестер. Эх, пожалуй, поделать с этим-таки нечего. У меня ввек бы не вышло склонить его ставить собственные нужды прежде королевских, ни у кого бы не вышло, говоря откровенно. Что же до Бодо… — переводя мысль, она словила себя не на самых пристойных раздумьях: — Выходит… Верить коли его словам, выходит, что… восемь?.. Неужель правда это так, аж восемь целых раз он ложился уже с нею раньше, в Кантабрии? Не укладется чего-то в уме… Брал ее там по-настоящему, и-имел…”
— Скажи вот…
Голос его застал Фридесвиду врасплох не на шутку, настолько, что та, встрепенувшись, с трудом усидела в равновесии.
— …до этого, в лазарете, что такое обмотано было у тебя вокруг шеи?
— Ах, должно́, ты про!.. — одушевилась девушка и, вынув из-за пазухи платья помянутый оберег, сунула его вперед, коннику под нос: — Херик этот стал поминком от отца моего моей матушке, а уж от ней потом мне. Считается он освященной в прошлом реликвией Римской Церкви, родом напрямик из Папежских сокровищниц. «Бехелитом» именует ее неопознанный поныне бриллиантщик.
Бодо отлучил карие очеса́ от дороги, тянувшейся вдаль мимо голых борозд убранного поля. Высеченным из багрово-алого рубина изваянием печатлелся пред ним застылый Христос, истёкший кровью в своей агонии. Детальность, столь броская и выразительная натуральность этих мук понуждала любое другое распятие меркнуть в сравнении. От драгоценности в ее белой кисти не получалось оторвать гла́за.
— Как молвил он ей, а она мне, «обладателю сего апотропе́я ценою собственных души со слезьми сулит издревле искупити грехов человеческих всея Царствия Смертного»… нечто в подобном роде.
— И что же?.. Разве ты готовая отдать за то своей души со слезами?
— Кто может из нас поистине знать, на что он готов, а на что нет, Бодо… Поэтому, быть может, носитель у этой безделушки меняется, поколе она не сыщет своего избранника, подлинного.
— Ежель, почитай, не сыскала уже, дукс.
— Попрекала ж тебя, брось!..
* * *
Окруженные ничем, помимо жженных пожарищ и разбуренных, обуглившихся избенок с пристройками, два верхоконных путника ухоженными обликами — своими черными крыжами на щитах — напоминали грифов, снизошедших с птичьей высоты к бездыханным останкам. Средь тех в безысходном блуждании мелькали местами горсти обреченных душ, что огребли хаоса войны сполна. Они преступали валенные изгороди своего былого дома да рыскали по телегам с тут и там недостающим колесом.
— Считаешь, я поступила, как следовало?..
— В том, что под конец дележа Корнубии согласилась отхватить долю и себе, по «праву меньшей землевладелицы»? Считать по-иному толку не вижу.
— Ранее всё разглагольствовала я о свободе, о самовластии народов Британии, помнишь, во твердыне, в сентябре… теперь же я наместница, дрихте́на в этих владениях, — она потерла шитые ножны, пленившие Рагнаров лангсакс, — как не бывало ни в чём. Какая-то чужачка-полукровка для них, всего и только!
— Взгляни ж на это с другого боку. Какая надежда остается у этих обескровленных селян? Скорбно видеть, во что превратили эту деревушку мародеры Вульфхера, по сей день не оправится она от этого! Неуж ровно ты дышишь к тому, чтоб и этот клок земли ему достался насовсем, со всеми жительми и их судьбами заедино? Я знаю, милый друг, что это не так. Что ты в состоянье покровительствовать над этими людьми паче, чем того могли их прежние хозяева, в силах сделать их житьё достойней, чем оно когда-либо бывало… со временем.