Бодо Вимаранизу из Малакории пришлось обступить «мачтовую рыбу» и несколько бухт бечевы перед тем, как подобраться к ней. Ровно как и пышновласому флагману, ему удавалось не показывать снаружи, насколько сильно недели морского путешествия успели его измотать. Как бы то ни было, он по утреннему обычаю продел голову в ворот увесистого, натирающего рамёна хауберка, забряцавшего обожженными кольцами, и с ходу натянул последний сверх пропотелого, с отправки нестираного подлатника.
— Дуар-ан-Энез совсем близко. Опосля стольких лун… Верится тебе? — начала она не поворачиваясь.
Отстегнув с опояски кожаный мешочек, который тот дальше, чем на руку, от себя не отпускал, наперсник ее по очереди совлек желтевшими зубами рукавицы и высыпал единственное содержимое в ладонь.
— Ты ждал этого дня пуще нас всех, и ничего даже не скажешь? — теперь-то она подсмотрела.
На распластанной кисти поблескивала пара несходных колец. Первое являло себя перстнем с некой казенной печатью, подобных которой, сразу подумала Гриффита, в северных краях было не встретить. Второе было попросту отлито из серебра: без гравировок, но догадаться о его природе было можно. Перстень уроженец гор без лишней мысли засучил до упору на десницу. То, серебряное же, присев на коленья и с мгновение еще помедлив, рачительно и не без жалости скатил по длани за́ борт. Прямиком до самого покрова тихих вод, бесследно его поглотивших.
“Адьё”, — беззвучно шевельнулись его губы. Поднявшись обратно на ноги, он выпрямился гордо, тем сообщая ничем больше не колеблемую готовность. Этого самого дня он воистину ждал.
— Богом клянусь, тебе не придется об этом жалеть, — не могла не чувствовать себя виноватой она. — Когда всё это подойдет к концу, мы обручимся такими же и не совлечем их уж до самой смерти. И ты покажешь мне Галлецию, за нею Средиземные моря…
— Будь это так. Но пока другому до́лжно нас заботить, Грифф… Фридесвида, то бишь.
— Конечно… я понимаю. Извини мне этого.
— Помни, день этот спасителен для всех знакомых мореходу вод. Прежними он их уже не оставит.
— Об одном мне следовало сказать тебе раньше, не серчай за это. Тогдашняя беседа с Альфредом освежила кое-что в моей памяти. Ярл Свена Сигурд Змееглазый, старший и коварнейший из семени Рагнара, в течение датского Собрания-Тинга, где ты не мог явиться, упомянул о некоем изменнике… о лазутчике якобы, Бодо, в ваших рядах, что обо всём исподтишка вещает данам. Хоть о чём-то скажет тебе имя Сило, Эней мой?
— Имя это не кантабрийское, не визиготское даже, всё что могу дать знать тебе, — нахмуренно ответил Бодо. — Останемся на чеку с тобой. Серчать не могу, права ты, что сказала мне об этом в сий час, моя Дидона.
— Не бросит это удручать мне, пойми, как мы отчалили из темзенского устья. Предчувствие на душе смутное и не сулит добра. Не приложу ума, что с собой поделать… Тревожно мне за исход союзу, на который столь немерено возложено надежд, только и…
— …всего, — докончил он, огладив ей надплечье да пресекая тем самым поче́сть все ее, как и тогда, переживанья в единое мгновенье ока.
Гриффита упокоилась и дышать продолжила ровно. Сей нежный, теплый жест замещал для нее тихую пристань, в океане сердца воцарявшую штиль, а с тревогами преходяще прощавшую. Подпирая сзади мачту, недоверчивый Регинхард безучастно и вполслуха надзирал за двумя.
Узнаваемая по боевой раскраске пиктов, кельтка Двивей взмахнула светочем факела над кормой «Трананна», что виднелась спереди в белоснежной дымке. Капитан опомнилась и обратилась ко всей палубе зычным свистом:
“Готови́сь, «Арторий»! Трави шку́ты! Набивай фал! Берись за весло! Самый малый вперед!”
Водоходы приспустили узлы, с перекликами «Вира!», «Вира!» потянули на себя пеньковый трос и подобрали задуваемое ветрило кверху. В то время незаняты́е англосаксонцы рассаживались вдоль бортов и, запевая хором, принимались за греблю.
“Пали́ следующий пламенник!” — скомандовал женский голос вдогон всему вышесказанному. Вызвавшийся, Регинхард отошел с факелом к хвосту дека и подал такую же, огненную отмашку «Луцию», да и всем догоняющим судам.
И вот в пелене мо́рока проступила незнакомая мачта: одна, другая, третья… Без каких бы то ни было флагов, перекрещённые — крыжи словно — жердями реев, на сезнях коих не виднелось и клока парусины, они выстроились в целый оголенный, безлиственный лес, быстро сбивая странствующих со счёту. По видимости, чьими бы они ни являлись, рисковать разоблачением своей принадлежности не могли.
«Трананн», — если угодно, то пусть «Журавль», — подался «лево на борт», чтобы несущий флагмана «Арторий» смог его обойти. Самый крупный в таинственной формации драккар упреждающе выгребся оттуда первым и прибился со встречной шнекой нос к носу — змий ко змию. Тогда уже обоим капитанам стало друг друга различить.