Выбрать главу

Теперь ли это снедалось Стихией тысячеликое воинство с его крепостью… или загодя, за долгие годы смогло истлеть оно изнутри само? Как за́долго высекались в братьях-народах искры той взаимной нелюбви, прежде чем взрасти во рдяной погибельный пожар? Предкам во зло и отцам на го́ре: не благолепная миссия в морях стала пагубою Триединства — в нём же внутренний раздор, и тот всего на тверди-суше. Междоусобное, братоубийственное и вероломное ратоборство когтило сели́ще франков в сей час. Небесная кара, неотличная от той, что разразила мнительный люд ветхозаветного Вавилона, разразила и Дуар с Энезом. Астур, он же визигот, да кельтибер, сиречь «галлецианец», душили один одно.

Когда рать без победителя пришла к своему исходу, разбору уже не было. Сотни усопших непреходяще сохранились одним обугленным тленом, другие — бескровными, такими, что не узнать, трупами. Немногие пешие да и просто судоходцы, что утеряли сегодня возглавителей, но хотя бы не собственные жизни, отбывали из обезлюдевшей, беззащитной гавани спешно и несообразно — Господь лишь мог знать, кто и куда.

Солнце заходило раньше обычного, лучезарным галом дотрагиваясь до океана. Разминувшись во смежные стороны света — юг и восток, — большей частью франкские, но и аквитанские ту́рмы, избавившие себя от чьего бы то ни было предводительства, держали верхо́м пути в родимые края, под ту закраину небес, где рано смеркалось. У путеводного валуна, когда-то разошедшегося надвое от гнева громовержца Тора, наскоро подлатанный Кловис взирал вослед освободившимся одноземцам и ждал, словом, неизвестно чего. В приближавшихся стылу шагах ему опосля всего нетрудно было разобрать поступь Брунгильды.

— Не увечными тебе разве положено заняться, дево?

— Увечным нет счёта, и те никуда не подеваются, — вот уже она поравнялась с ним, — в отличие от них.

Почерпнув из ее слов последнее, столь необходимое себе поощрение, юноша приметил на лугу, должно́, бесхозяйного теперь скакуна, отбредшего от притушенных пожарищ; а, подкравшись, властно притянул поджарого за удила да решительно того оседлал. Перед тем, чтоб пуститься галопом вдогон, он раз еще, напоследок обернулся к ней, посмотрев многозначительно, не без обиняка.

Солнце заходило раньше обычного, лучезарным галом дотрагиваясь до океана. Самая первая шнека, под ветрило которой Гриффита в жизни ступала, ворочена была к суше по ей порученью лишь для того, как видно, дабы нарочито поджечься и полыхать, до перевесу груженной покойными, в высоко поднявшемся пламени. Горящий «Журавль» — и прочие с того дня болей не видевшие света корабли, — во многом к несчастью, оставались единым погребением, кое могли позволить для настигнутых успением те, кому повезло больше; дабы, яко заведено, уберечься наверняка от скверных недугов — всех, что берут начало из тленной плоти.

Устроило бы сие многогрешное, но вынужденное богохульство Петро или Гундинсальво, «Старого капитана» — при рождестве Ингваря, Олега по отцу, — также… Бодо, догадаться не просто было нельзя — нельзя было и прикрыть поименованным застылых век, с миром отпуская на тот свет: до того тщетны и бесплодны выдавались поиски любого из них в полутысячном с небольшим скопище мертвых прахов.

И это покидало собравшееся на берегу сходбище с тем лишь, что имелось. Столпившись по-за своей новой предводительницей, близких ей убиенных провожало — без шлемов — меньше никчемной дюжины воинов Кантабрии, что единственные не избрали, в противовес единоземцам, дороги домой. Лик Гриффиты, хотя был, как и все, обдан «зме́евым» жаром и от него же, от зноя само́й преисподней румян, всё еще лишался всякого выражения и мысли, и никто не осмеливался любопытствовать, как она себя ощущала. Рябь чудотворного марева перед глазами так и манила ей совершить тот храбрый шаг. Один лишь этот роковой шаг, взобраться в костер пылающей ладьи — «птицы» из дерева — и вновь обрести единение там со своим вожделенным Энеем, мужем не по венчанию и не по браку мужем, запретным…

Стоило ей всего лишь шевельнуться, секундно утративши власть над телом, — на месте ее цепко удержала чья-то хватка. Плечо повернувшейся англосаксонки надежно стискивал не отступавшийся от ней и на шаг Регинхард, заметно обеспокоенный в лице.

Солнце заходило раньше обычного, лучезарным галом дотрагиваясь до океана. Зима была близка.