— Знаешь, что это за браслет, Стана? — прошептал он на ухо, продолжая меня удерживать.
Почему не оттолкнула? Не прокляла? Не применила любую другую попытку защититься?
Потому что позорно испугалась. Сжалась, стараясь унять дрожь в теле.
— Нейриновый сплав, — зашипела я, пытаясь отстраниться.
От герцога шел болезненный жар, и это мешало сосредоточиться на браслете.
Сплав железа с кобальтом и никелем при соблюдении определенных условий мог превратиться в металл, который обладал блокирующим свойством — и это единственная возможность лишить ведьму ее сил, перекрыв к ним доступ. Такие браслеты надевались на Отреченных — ведьм, которые создали Круг, но потеряли одну из сестер. Принимая сан, мы отказывались от своей магии. Обычно Отреченные жили не дольше пяти лет после смерти своей сестры. Браслеты сковывали магию, не давая ей выхода, но поступать в резерв она продолжала, растягивая его до максимальных размеров. В какой-то момент в ведьме собиралось столько мощи, что она захлебывалась в собственной силе, сходила с ума, а вскоре умирала в страшных муках.
Снять такой браслет мог только тот, кто его надел. Поэтому в последнее время ведьмы принимали сан Отреченных добровольно, чтобы иметь возможность надеть браслет из нейринового сплава самостоятельно и снять его при угрозе жизни.
Став Верховной, я планировала настоять на запрете применения подобных артефактов. Они были не менее опасны, чем печати. Я бы сказала, они сильно превосходили обычную блокировку магии по части опасности. Печать — закрывает доступ к силе, полностью. А такой браслет лишь перекрывает выход магии.
— Умница. Ты права. Зачем мне он? Я долго пытался понять, в чем состоит твой талант. Пока не догадался, что это вранье. Ты способна обходить любую магию, обманывая собеседника, верно? — Проницательно тихий шепот заставил испугаться еще сильнее. — Поэтому сейчас, когда на твоей руке блокирующий магию браслет, ты ответишь мне на несколько вопросов. Если обманешь, я узнаю. И наказание понесут твои сестры.
В груди начало собираться что-то холодное, непослушное и дикое. Возможно, это уже резерв начал расти — обычно подобные процессы крайне неприятны. А, может, обида становилась чем-то особенно опасным, чем-то, что требует мести.
Аринский провел рукой от моего запястья до плеча, медленно — будто извиняясь за то, что делает, пробежал пальцами по нежной коже шеи и аккуратно приподнял мое лицо за подбородок, чтобы я смотрела на него.
Лицо герцога было слишком близко. Настолько близко, что я могла разглядеть мелкие едва заметные шрамы на щеке и подбородке, увидеть свое отражение в глазах ректора.
— Что случилось с твоим опекуном?
— Я его убила. — ответ без эмоций в голосе.
Все чувства сейчас были сосредоточены на комочке льда в груди. Я никогда не ощущала ничего подобного. То, что происходило, пугало. Дело было даже не в ректоре, перед которым я сейчас оставалась абсолютно беззащитной. А в чем-то другом. Возможно, в браслете. Холод на коже отдавался леденящим ужасом, желанием сбежать и расплакаться!
— Мне нужны подробности, Стана. Как? Зачем?
— Остановила его сердце направленным потоком магии. Я рассказывала вам, на что способна. Поступила так, потому что не хотела жить с ним.
— Почему?
Скрипнула зубами, сдерживая порыв послать ректора лесом с мертвецами. Сейчас у него было слишком много власти — надо мной, над моими сестрами и над нашими секретами.
Судя по всему, он знает обо всем, что происходит в академии, несмотря на полог и тишины и любые другие способы защиты разговоров. Так он узнал о зелье, о разговоре с Ядвигой. Поэтому спокойно вышел из собственного кабинета, когда она оказалась честь и прибыла с визитом! Он знал, что все услышит, узнает и сможет воспользоваться информацией! Это ведь намного разумнее, чем выгнать ее и не услышать ничего мало мальски значимого.
— Он называл себя моим отцом, но не имел ни капли моей крови. Вы знаете об умении ведьм по ауре узнавать родственников? Это, конечно, не всегда хорошо работает — намного эффективнее посмотреть кровь возможного родственника. Я проверяла трижды. Лорд не был мне ни отцом, ни дядей, ни троюродным дедушкой — то был абсолютно чужой человек. И он знал об этом.
— Вы убили человека за то, что он лгал вам?
— То, что делал мой опекун… Поверьте, я способна убить и за меньшее.
Герцог молчал, а я старалась смотреть не в необычные серые глаза, а на его переносицу. Стоять так было неудобно, но холод в груди разрастался, я теряла самообладание и была готова расплакаться от отчаяния и непонимания ситуации.