Она надеялась, что так и будет.
Потому что, хотя причины, по которым она хотела подать заявку, были вескими – это точно поможет ее фамилии и репутации, – была и другая, более завуалированная причина, о которой она не сказала профессору.
За последние десять лет в Университете или в его окрестностях погибло десять студентов, и это были в основном несчастные случаи или самоубийства. Десять студентов, включая ее сестру. И если не брать в расчет безымянную девушку, которую она нашла на пляже, поскольку о ней пока не было никакой информации, то у каждого из десяти студентов, погибших за последние десять лет, была одна общая черта.
Все они подавали заявки на получение премии.
Одна и та же награда, в разные моменты времени.
Это было слишком большое совпадение, чтобы их смерти и награды не были связаны между собой. Поэтому Салем намеревалась сделать то, что у нее получалось лучше всего, – наблюдать, расследовать и делать выводы, чтобы выяснить, что за чертовщина творится в этом Университете у всех под носом.
Даже если для этого ей самой придется оказаться в центре событий в качестве приманки.
ГЛАВА 5
Так что не репейник склонился к жимолости,
а жимолость обвилась вокруг репейника.
— Эмили Бронте, «Грозовой перевал».
САЛЕМ
В рутине было что-то особенное. Спокойствие привычки, комфорт осведомленности, глубокая признательность за предсказуемость – всё это было в рутине. Салем любила рутину. В детстве у нее на стене висел распечатанный распорядок дня. Ей нравился методичный подход, когда она делала всё, что нужно было сделать, с минимальным количеством отклонений. Это помогало ей оставаться в реальности и двигаться вперед так, как она хотела.
Обретя новую рутину и освоившись в ней, Салем постепенно расслабилась.
Шла вторая неделя ее пребывания в Мортимере, и, в отличие от первых нескольких дней, ничего необычного не происходило. Каждое утро она просыпалась в своей комнате, как и все остальные девушки в ее корпусе. Она быстро приводила себя в порядок, принимала душ и укладывала волосы в пучок. Она всегда носила что-то из университетского дресс-кода.
Да, у них был дресс-код для студентов. Белая рубашка была обязательным элементом. Девушки могли выбрать юбку или брюки с соответствующим пиджаком. Цвета определялись в зависимости от школы.
Наука носила любой оттенок синего, искусство – зеленого, юриспруденция – коричневого, бизнес – серого. Красные цвета не приветствовались. Это была простая, но эффективная визуальная помощь, чтобы различать студентов, и чтобы любой потерявшийся мог найти дорогу к своим.
У нее был синий. Салем не испытывала к нему особой ненависти, тем более что цвет ей нравился. В нем было столько разнообразия и глубины. Он мог быть грустным, ярким, страстным, каким угодно, но не привлекал к себе внимания, в отличие от красного. Он был ближе к середине цветового спектра, и ей это нравилось. Он соответствовал ее представлениям о себе. Он подходил для тех, кто любит рутину.
Но сегодня вечером всё было не так, как обычно.
Это была ночь костров, как ей услужливо сообщила брошюра, подсунутая под дверь, и все первокурсники были приглашены. Адити сказала ей, что это как обряд посвящения, когда увидела ее в «Би-би-си». Каждый год старшеклассники устраивали костер в лесу, чтобы поприветствовать первокурсников. Они играли в глупые игры, напивались, заводили знакомства и, в общем, жили обычной студенческой жизнью.
Салем не хотела идти, но она жаждала информации, а подслушивание было ее особым умением. Она могла слиться с фоном, как будто ее растушевывали кистью. Поэтому она знала, что должна пойти. Пьяные люди могли рассказать что-то безобидное, и это могло оказаться чем-то важным.
Итак, она оказалась в лесу, следуя за толпой однокурсников, направлявшихся туда, откуда доносилась громкая музыка. Высокие деревья дразнили небольшими проблесками неба над головой, крошечные звезды мерцали в удивительно ясной ночи. Запах моря, находящегося так близко, смешивался с зеленью вокруг и запахом горящих дров. Мягкий ветерок шевелил пряди ее волос, играя с ними.
Сегодня вечером она оставила их распущенными, выпустив на свободу.
— Салем!
Она обернулась и увидела Адити, бегущую к ней и тянущую за собой другую девушку. Ту самую, которую она видела выходящей из кабинета доктора Бейна.
— Я так рада, что ты решила прийти, — Адити улыбнулась. — Это Мелисса. Она посещает класс по истории искусств.
Мелисса протянула руку, и Салем взяла ее.
— Салем Салазар.
Она увидела, как карие глаза девушки слегка расширились.
— Салазар – это тот мужчина, который у…
— Да. — Салем отдернула руку. Она задавалась вопросом, как долго ей придется жить с тем фактом, что после смерти ее сестры отец несколько месяцев спустя сошел с ума и убил человека, а затем застрелился сам, оставив их с матерью с долгами и клеймом позора.
— Мне так жаль, — заторопилась Мелисса. — Я не должна была упоминать об этом. Это было неосмотрительно с моей стороны.
Немного встревоженная искренними извинениями, которые она не привыкла получать, Салем отмахнулась от них и продолжила идти.
— Ничего такого, чего бы я не слышала раньше.
На несколько мгновений воцарилось неловкое молчание, прежде чем Адити, жизнерадостная Адити из теплой, любящей семьи, дружески толкнула ее в плечо.
— Почему я никогда не видела тебя с распущенными волосами? Ты просто великолепна, девочка!
Салем искоса посмотрела на нее, машинально коснувшись рукой своих кудрей, и слабо улыбнулась девушке – рефлекторная вежливость, которую воспитала в ней мать, взяла верх.
— Спасибо. Ты тоже.
Адити была прекрасна, как принцесса из сказок, в которые Салем никогда не верила.
— Мне нравится, что на тебе надето, — похвалила ее Мелисса, указывая на черную кожаную куртку и шорты, которые она сочетала с массивными ботинками. Черный, потому что он подходил ей больше всего, и она скучала по нему.
Девушка старалась, поэтому Салем тоже решила приложить усилия.
— Твое чувство стиля очень… творческое.
Мелисса, одетая в платье макси в стиле бохо и с длинными висячими серьгами, как те, что любила ее сестра, покраснела. Адити усмехнулась.